Вдоль откоса песчаного голого.
Первый взрыв был, за спиной был
первый тыл,
Клён с расщепом, с первой раной
пулевой,
В первый раз я слышал свист
над головой,
Давний сон мой – посвист пули,
а потом –
Друг, примявший песок животом.
1959
Поединок
Тебя пригнали.
Меня не гнали.
Я дома был. Ты в чужом дому.
Мы с тобою встретились
среди развалин,
и врагами были мы потому.
В наступленье ты был.
Я был в обороне.
Я себя не щадил. Тебя ли жалеть?
Разве мог я за Волгу уплыть на пароме?
Разве мог на твоём пути не залечь?
На горящем вокзале,
на закрытом перроне
кровь запеклась —
и об этом
речь.
Речь об этом велась.
Речь об этом ведётся,
как тогда, —
до победного, значит, конца.
Встретились мы – не два полководца,
не два дипломата —
два автомата.
Двадцатилетних два огольца.
Но о нашей встрече писалось
в сводках,
затаили дыхание материки.
Ты вскинул оружье.
Так, значит, вот как!..
И, видно, щёлкнули разом курки.
Я остался в живых.
Говорят: повезло мне.
Ты уткнулся, похолодев добела,
в опалённые камни каменоломни,
которая городом прежде была.
1959
Ода бессмертному городу
Переименованный дважды,
прославленный дважды город,
построенный дважды город,
всё равно он мой навсегда,
потому что здесь я узнал,
что такое голод,
что такое осколок,
что такое жажда,
ливни и холода.
Переименованный дважды –
всё равно он мой навсегда.
Ведь здесь я цеплялся
за камень каждый,
за каждый куст,
за обрыв овражный,
за последний клочок земли.
Дальше была вода.
Бездонная,
студёная
шириной в километр Волга.
За Волгой была земля –
только не для меня,
и я цеплялся за этот обугленный берег,
как за соломинку,
как за хвост коня,
потому что пехоте
не только бывать в походе,
не только топать пешком,
но держаться за землю
руками,
ногами,
зубами,
срастись с её чернозёмом,
суглинком,
песком,
передвигаться ползком,
но держаться за землю,
как паралитик – за память,
как за жизнь – умирающий,
в землю зарыться,
с головою землёй укрыться
и, как говорится,
насмерть стоять.
Были мы девятнадцатилетними,
были мы уже бородатыми,
не последними
были солдатами.
Мы держались за эту землю зубами,
вкус её остался у нас на зубах,
мы держались за эти голые стены,
за эти заснеженные подвалы,
за эти скованные морозом
речные воды,
за это небо…
Мы не сдали ни земли,
ни небес,
ни развалин…
Этот город мой навсегда,
как бы его ни назвали.
1959
1941
(Складень)
1. Песня
Вы, милые ребята,
поёте про войну.
Весёлая работа
под гитарную струну.
Весёлая работа.
Гриф да колок.
В проулке у Арбата
дым под потолок.
Дым под потолок,
коньяка глоток.
«Летят по небу самолёты-
бомбовозы…» Эх, беда!
Поёте вы, поёте
о том, что никогда
не виделось, не снилось,
а – просто так.
Жуём какой-то силос,
смолим табак.
Хорошие ребята,
поёте про войну,
поёте про войну,
и сам я подтяну.
Война – такое дело…
Лихая беда…
Струна отзвенела,
а память – навсегда.
2. Сны
Меня ты держишь, женщина,
обеими руками,
во сне меня сжимаешь
обеими руками,
ко мне ты прижимаешься
то с плачем, то со стоном
всем существом горячим,
всем телом обнажённым.
О сны, о даль далёкая! —
откуда путь мы начали —
с железной дорогою,
с вагонами телячьими,
со стонами, с плачами,
с шёпотом прощальным,
с терпением молчальным,
с шинелями колючими,
с исколотыми щеками,
с озябшими руками.
Была другая женщина,
печально рот сжимала,
и та, другая, женщина
меня не обнимала,
стояла, мёрзла около,
зимы не замечала,
не ахала, не охала,
не плакала —