Яркая образность и лаконичность изложения, приближение художественного мира подчас к языку и обычаям того времени, придают событиям привкус вечного:
Что слаб умрёт, как слаб родился?Почто ж кичится человек? За то ль, что наг на свет явился, Что дышит он недолгий век,
Рассуждая о Пушкине, мы «делаем себе человеков» (на языке христианской аскетики), мы воспроизводим не только свою мораль и идеологию, но главное – свой первозданный портрет, скрытый от посторонних глаз, потому что мы глубоко высказываем себя, когда размышляем и говорим о Пушкине, ибо, перефразируя высказывание теологического мыслителя Ф. Аквинского «Истину произносит язык его» (лат.)
Отметим, что текст книги построен на явлении «каскадности», разносмысленности авторских размышлений, когда одни строки читаются легко, без напряжения, а иные требует работы мозжечка, напряжения ума. Также автор намеренно сохранил повторы, возврат к уже высказанным ранее суждениям, по причине многомерности тематики, материала и пушкинских текстов.
Сделано с тем разумением, чтобы в финише книга предстала перед читателем как единое художественное полотно, логичный комплекс взаимосвязанных идей, концепций, перспектив, в которых присутствуют не только черты «двуногой животной особи», но и «видение иной жизненной правды и иного смысла мира»:
Глупцов, всегда злодейству близких.И взор я бросил на людей, Увидел их надменных, низких, Жестоких ветреных судей,
Ему говорили «нельзя». Но он все же шел, он подходил к вратам, везде слышал слово «нельзя» …Но на последних вратах было начертано «Можно» … ведь говорил Пико в знаменитой «Речи о достоинствах человека»: «…чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению…»
Яркая образность и лаконичность изложения, приближение художественного мира подчас к языку и обычаям того времени, придают событиям привкус вечного:
Что слаб умрёт, как слаб родился?Почто ж кичится человек? За то ль, что наг на свет явился, Что дышит он недолгий век,
И отражение духовного цикла пушкинских стихов, посвященных теме истины, борьбы добра и зла.
Я хочу рассказывать о том, как я понял, что Пушкин – Величие и Подвиг России. Раньше я принимал на веру слова о том, что Пушкин – выдающийся поэт. Фразы «Русский Аполлон» и «Родоначальник русского слова», «Первая гордость русской культуры» были почти пустым звуком. А выражение «Солнце русской поэзии» и вовсе звучало сленгом потусторонних сил.
Все понятия воспринимались как отвлеченный комплиментарий, как некое приятное, хотя и миражное, туманное, своего рода необязательное прорицание «Дельфийской пифии».
Разбавлялось и едко заупокойной, могильной философичностью, выделяющей яд и смрад рептилии, пронизывающей наше общество: «духовная мощь России погибла», «интерес к Пушкину массово упал…»; «Жалкий образец уродливой мечты»; «Смысл стихов закрыт для непосвященных, как будто эзотерическое чтиво»; «Пушкин – кобзарь, то есть народный певец, основа поэзии которого – национальный фольклор».
Но однажды я прочитал: «но клянусь честью, ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков такой, какой Бог ее дал».– Пушкин. Письмо П. Я. Чаадаеву 19 октября 1836 г.
«Друг Пушкина, любимый, задушевный» (Ф. Глинка),Чаадаев в «Философических письмах» писал о России: «Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили…».