Глажу живот, пытаясь успокоить и себя, и дочку.
С дребезжащей тележкой ко мне подкатывается грузная и круглая, как шар для боулинга, медсестра, больше похожая на повариху или санитарку.
– Давай руку, – командует она.
– Здравствуйте, – отвечаю я на автомате и начинаю закатывать рукав, – а что будем делать?
– Катетер ставить, – рявкает повариха в ответ.
Я подставляю руку, спокойно и даже с некоторым интересом наблюдаю за приготовлениями медсестры. Вот она протирает место, очень странное место – с внешней стороны запястья. Потом вскрывает упаковку со шприцем, я отвожу взгляд. Напротив меня лежит молодая девушка. Все у нее прозрачное – и лицо, и пальцы рук, и кожа ног, и огромная казенная ночнушка. Девушка в забытьи. Сильные схватки. Ее лицо такое же целомудренное и скорбное, как у Девы Марии на иконах. К ней подходит доктор, она переворачивается на спину, он бесцеремонно отбрасывает ткань с ее колен, и я вижу, что там, куда умелым движением резко ввинчивается, а потом выскальзывает его кисть в туго натянутой резиной перчатке, все тоже прозрачное, и оно медленно закрывается после чужого грубого вторжения, как цветок собирает свои мягкие лепестки на закате.
– Раскрытие шесть сантиметров, можно переводить в родблок, – слышу слова доктора, и тут меня пронзает дикая боль.
– Марк Александрович, – Камилла прислонилась полным бедром, обтянутым зеленой кожаной юбкой, к столу шефа. Марк не отвлекаясь на девушку дописал последние слова, нажал кнопку «отправить» и поднял голову.
– Да, Камилла, – он откинулся на спинку кресла, – Что-то не так с Йао?
– Нет-нет, все в порядке, все подписи получили и начинаем отгрузку. Я по личному вопросу – Камилла улыбнулась самой обворожительной из своих улыбок. – По случаю дня рождения я устраиваю небольшую вечеринку в «Красном драконе» и… я вас приглашаю.
– Марк вздохнул.
– Камилла, спасибо за приглашение, уверен, вы там повеселитесь от души. Но я, к сожалению, не смогу к вам присоединиться – у меня жена попала в больницу.
Левая бровь Камиллы взлетела вверх, как будто говоря: «и что?».
Либо Камилла не знала, что Марк женат, либо не сочла причину отказа уважительной. Марк ждал ее ухода, нетерпеливо поглаживая телефон.
Лицо Камиллы выражало замешательство.
– Что ж, – сказал она рассеянно, – очень жаль, – и направилась к выходу из кабинета, уже в дверях спохватившись и бросив через плечо, – Здоровья жене.
Марк кивнул и глянул в телефон. Слава уже час не отвечала на его сообщения.
Будто кто-то тупым ножом грубо и резко вспарывает мне вену, сантиметров пять, чуть выше запястья. Боль, как удар молнии, прошивает мое тело и неестественно выгибает его. Чтобы не дать вырваться дикому утробному вою, я вгрызаюсь зубами в подушку.
– Таааак, куда поехала-то! – возмущается медсестра. – Под мужем так извиваться будешь.
Я пытаюсь ответить, что мне больно, но только, как рыба, открываю и закрываю рот. Наплывистый профиль и недовольно бормочущие губы старой грымзы оказываются прямо напротив моих глаз. Волны боли и унижения сходятся внахлест, я ошарашенно опускаю взгляд и наблюдаю за тем, как толстые пальцы медсестры торопливо обклеивают пластырем маленький пластмассовый вентиль на моей руке. Ребенок внутри меня отчаянно колотит по стенкам матки. Я силюсь понять, почему беременную с угрозой поместили не в какое-нибудь спокойное место, а в этот ад – с целью сохранить беременность или прервать? Почему со мной происходит все наоборот?
Я вижу, что повариха собирается мне что-то ввести через катетер и спрашиваю, что это.
– Дексаметазон, для раскрытия легких, – отвечает она, недовольная моим любопытством. – Чтобы, если ребенок родится, то задышал, – я чувствую, как холодная жидкость вливается в мою кровь и медленно теплеет, смешиваясь с ней. Потом медсестра подключает меня к большому шприцу, вставленному к зеленую коробку. – Магнезия. Все, теперь жди врача, – напоследок добавляет грымза, и уходит, перекатываясь с ноги на ногу.