Какое раскрытие легких? Чей ребенок родится? О ком она сейчас говорила? Не обо мне же, мне еще ходить и ходить. Я здесь вообще случайно. Мне еще рано рожать, срок-то всего двадцать шесть недель – какие роды на таком сроке! Такого не бывает.
Мой внутренний монолог с медсестрой продолжался бы еще долго, если бы вскоре меня не повели на УЗИ.
Молодой красавчик с накаченный торсом, в обтягивающей белой футболке и веселой шапочке, усаживается за аппарат.
– А где врач? – робко интересуюсь я.
– Я врач, – спокойно отвечает он, не отрываясь от экрана. Вокруг него уже собрались «подружки» в белых халатиках, они все тоже уставились в монитор, сдвинув аккуратные бровки к переносицам. Я чувствую себя материалом для исследования. Никто из них не смотрит на меня и не обращается ко мне – они говорят только друг с другом. Как будто я – это только тело, а так меня нет. А что если я уже умерла и смотрю на все со стороны?
– В полости матки живой плод. Шейка тридцать пять. Отслойки нет, гематом нет. Небольшой тонус.
В полости матки живой плод. В полости матки живой плод. В полости матки живой плод. Эти слова повторяются в моей голове, одновременно радуя и пугая меня.
Я возвращаюсь на свою койку в отстойнике. Прозрачная еще на месте, я ложусь на бок и ловлю себя на том, что завидую ей. Ее ребеночек уже готов, у нее все по плану. Да, нужно сейчас потерпеть, но все, что с ней происходит, естественно, а значит это благая боль. Мне почему-то стыдно, что я здесь, рядом с ней, и я отворачиваюсь к стене.
От голых стен отражаются и множатся стоны и крики рожающих женщин, мой живот напрягается синхронно их схваткам. Я накрываюсь с головой. Через натянутое по уши одеяло – мой призрачный «домик» безопасности в этом мире – я слышу свою фамилию. Откидываю покров, поворачиваюсь и вижу чернявую белоснежку в белом халате.
– Так, я врач. Что у вас тут? – нетерпеливо спрашивает она. Подбородок задран вверх, белая кожа, красные губы и густые кудрявые волосы цвета вороного крыла. Да только меня уже не провести, и я сразу понимаю, что никакая это не белоснежка, это ведьма, которая ею обернулась.
Я сбивчиво рассказываю свою историю и упоминаю про расширенный гемостаз, который мне посоветовал сдать мой знакомый врач. Белоснежка делает такое лицо, будто я взяла этот анализ из форума овуляшек в интернете.
– Это будете обсуждать в патологии. Идемте на осмотр.
Я не понимаю, зачем меня смотреть, если УЗИ показало, что все в порядке, зачем лишнее вмешательство. Белоснежка не слушает меня, она хочет найти причину кровотечения. Я поднимаюсь и следую на ней в смотровую. И вот я уже на кресле, и во мне огромные металлические зеркала. Врач скрывается за моим животом и крутит, крутит… Я цепенею, выпучиваю глаза, дышу урывками и отчаянно пытаюсь удержать беременность в себе, а потом вижу взошедшее над животом ее разочарованное лицо в брезгливой гримасе. Я снова чувствую себя прокаженной.
Осмотр ничего не дал.
Я возвращаюсь в отстойник, ложусь и проваливаюсь в дрему. Прозрачная уже ушла рожать, оставив после себя застывшие смятые простыни – слепок мучений дающей жизнь женщины, впитавший в себя ее слезы, пот, кровь и околоплодные воды. Безжизненный кусок ткани. Вот лежала на них женщина, и они был теплы, двигались вместе с ней, тянулись и сминались, зажатые в потных подколенных ямках. А теперь ткань мертва и недвижима. Придет санитарка, скомкает ее и затолкает в мешок для грязного белья.
Ко мне больше никто не подходит, и я привыкаю к крикам.
Где я? Может быть, это все не по-настоящему, и скоро я проснусь? Неужели со мной может такое происходить? Не могу я вызывать у людей негативных эмоций! Я не такая! Я делаю все, что они говорят, я вежливая и улыбаюсь им. Я хорошая! За что они меня ненавидят, почему презирают?