– О, посмотрите, кто пришел, – воскликнула Валентина Михайловна, стоя в пол оборота к плите. На сковороде шкворчали кусочки черного хлеба, сбрызнутые оливковым маслом и посыпанные прованскими травами.

– Слава! – Леонор выпрямилась, отпуская ручную соковыжималку. Ладони ее были в соке и мякоти грейпфрута, поэтому она так и застыла, держа их на уровне пояса и не зная, что с ними делать.

– Славочка, – Зара подошла сбоку и обняла меня.

– Да, вот он – человек с низкой массой тела среди нас, – сказала Валентина Михайловна. – Причем, даже в беременном состоянии. Слава, скажите, какой у вас рост?

– Сто семьдесят шесть, – ответила я.

Леонор, уже было вернувшаяся к своим грейпфрутам, опять удивленно приподнялась.

– Как? Ты высокая? Никогда ние замечала. У миеня была бабушка, очень высокая бабушка, и у нее был рост сто семьдесят шесть сантимэтров. Навиерное, ты, кривишь спину.

– Так, смотрим, – сказала Валентина Михайловна, тыкая пальцем в телефон. Через несколько мгновений она цокнула и сказала, что в подвале, как всегда, нет связи.

– Я посмотрю, – дожевывая суши, сказала Оксана. – Так, ваш идеальный вес, Мирослава, шестьдесят пять килограмм.

– А я столько и вешу, – рассмеялась я.

– В шесть месяцев беременности, ага, – вставила Валентина Михайловна.

После обеда я нехотя поплелась в наш кабинет в мансарде. Сутулюсь я, как же. Ее бабушка была выше… Ну зачем об этом говорить при всех! Да, я сутулюсь. Я со средней школы слишком длинная и слишком худая – нет во мне силы удерживать этот рост. Травинки гнутся на ветру. Но вот чего я никак не ожидала, так это того, что Леонор, получается, на целых восемь сантиметров меня ниже. Почему же я этого совершенно не чувствую? Всегда казалось, что, она выше меня.

Помню, когда Леонор только пришла в бюро – это была толстая и веселая немка. Она сразу устроила пивную вечеринку с колбасками, квашеной капустой и десятью видами пива. Все были от нее в восторге. А потом она решила похудеть. Личную жизнь, наверное, хотела устроить – не знаю. Когда через год после окончания моей стажировки мне предложили работать ее ассистентом, я согласилась, не раздумывая. Но придя в бюро, я ее не узнала. Со спины это была худая девушка, но на лицо она будто стала старше, чем была. Ушли куда-то румяные круглые щечки, черты лица заострились, нос вырос, а глаза из веселых превратились в злые и въедливые, и насмешливо сверкали из-под низкой медно-бурой челки. Теперь она ела не ртом, а глазами и не еду, а меня. Она вся будто вытянулась. Нависала, давила – даже если сидела.

Жила она одиноко в соседней с офисом многоэтажке. Оттого и не торопилась домой, а утром приходила раньше других. Мне было как-то неловко вставать и откланиваться в шесть вечера, особенно поначалу, и я постоянно задерживалась на работе. Но так ни разу и не ушла позже Леонор.

Но когда спустя год я вышла замуж, то сразу почувствовала, как изменился мой статус. Я перестала быть просто девочкой-студенточкой, которую можно отчитывать направо и налево. Ведь где-то там у меня теперь имеется муж, который сможет защитить в случае чего. Наше общение с Леонор стало более любезным, но внутри я продолжала чувствовать, что раздражаю ее. И это чувство росло. Что это было – моя ли молодость, моя ли красота, худоба или семейное счастье – трудно сказать. А может все это вместе взятое не давало ей покоя.

Папа шутил, что в скором времени от меня уйдет муж, если я буду так задерживаться на работе. Но муж не ушел, а сам стал работать допоздна. Исправило нас на какое-то время только рождение Мишки.

– Слава, у нас проблема, – обрушилась на меня Леонор, как только я появилась на пороге кабинета. Тень дежурной улыбки еще не совсем сошла с ее лица, но глаза уже искрились.