Ира подняла на него взгляд чистых голубых глаз, которые походили на глаза Лёньки и Богдана, но показались мне какими-то особенно умными, не такими, как у ребят. Верно говорят, что глаза – зеркало души. Душа у Истоминой была, видимо, красивой.

- Но… - она хотела возразить что-то, но сама же не смогла найти нужных слов и замолкла, так ничего и не придумав.

- Мы договаривались, Ир… - Как-то вдруг виновато напомнил Валентин Васильевич. -  Родителям твоим в Иркутск звонить не буду, но чтоб на учёбе эти твоим посиделки с коматозником не отражались, лады? А то скажут, отправили, чтоб дядька присмотрел, а он на самотёк всё пустил. Завтра тебе к первой паре. Такси внизу ждёт.

- Значит, дядька, - уловила основную мысль я, но Лёнька уже потерял интерес к родственным связям этих двоих.

Он смотрел на Иру, словно не мог насмотреться и не понимал, что она вернётся сюда снова. Я знала это, видела и чувствовала, а вот Сыроежкин никак не мог поверить, и потому смотрел, ловя последние секунды сегодняшней встречи.

Явно не хочет расставаться с ней… Так это не проблема! В нашем-то положении!

- Хочешь, проводи её до дома, - предложила я, толкнув Лёню локтём в бок. – Сядешь с ней в такси… Может, признания в любви к тебе послушаешь, если она решит с таксистом поболтать о жизни. Отличный план?

Лёня смутился и, кажется, даже покраснел.

- Да ну тебя, - отмахнулся он. – Я ж не ты всюду преследовать людей.

Это он намекал на то, как я потащила его сперва за Сашей, потом за Богданом, а потом снова за Сашей… Да, я любопытная. И сейчас бы сама отправилась за Ирой, вот только в этом не было никакой интриги: всё и так предельно понятно. Ей нравится Лёня, вот и всё. Возможно, это любовь. В общем, ничего интересного.

Мы, а также Валентин Васильевич проводили Иру к выходу через приёмный покой.

Истомин остался стоять на крыльце, закуривая сигарету, а Ира села в такси и поехала домой.

- Вот такие люди имеют право курить, - заявил Сыроежкин. – У них нервы и всё такое, работа трудная… А такие, как Майский, курят от слабости, вот и всё.

И Сыроежкин гордо отправился в свою палату, оставив меня на крыльце вместе с Истоминым.

Я наблюдала, как он курит, а потом, набравшись смелости, подошла и попыталась поймать его взгляд, чтобы он посмотрел на меня так, как в палате на Лёньку. Чтобы увидел и дал понять, что видит.

Но ничего не получалось. Истомин всё равно смотрел мимо, сквозь меня…

- Ты ж бросил! – из больницы вышел сутулый дежурный врач с приёмного покоя и достал зажигалку с сигаретами.

- Бросил. – Ответил Валентин Васильевич и невнятно добавил: – Это так…

Из оборвавшейся фразы было не совсем ясно, о чём он, и потому сутулый коллега уточнил:

- Из-за Иришки?

- Да нет.  – Щурясь от сигаретного дыма, что лез в глаза, пожал плечами Истомин и привалился плечом к стене. - Чертовщина какая-то…

Сутулый понимающе кивнул, а потом дал дельный совет:

- В отпуск тебе надо…

Истомин многозначительно покивал, соглашаясь с коллегой, а потом внезапно, когда я совсем этого не ожидала, посмотрел мне прямо в глаза…

18. 18

Мне не спалось.

Как ни пыталась – не получалось. Словно до этого дня я была не таким осознанным духом, каким стала теперь. Отныне мне не требовался сон, но я отчаянно что-то искала. Не знаю, что именно, но мне и правда казалось, что не просто так мы не покидаем мир живых, но и не возвращаемся в него. Нужно было что-то сделать, что-то важное, но вот что именно…

Гонимая желанием найти ответы и невозможностью это сделать, я отправилась бесцельно бродить по сумеречному городу. Тёплая ночь располагала к прогулкам, и потому прохожих стало ещё больше, чем когда мы с Лёней добирались до больницы.