Между жизнью лучшей самой

И совсем невыносимой,

Под высоким небосводом

Непрестанные качели

Между босховским уродом

И весною Боттичелли.

Тончайшим сделаны пером

Судьбы картинки,

И виснут в воздухе сыром

На паутинке.

Летящим почерком своим

Дожди рисуют,

И ветер легкие, как дым,

Штрихи тасует.

…Рисуют, будто на бегу,

Почти небрежно.

Я тот рисунок сберегу,

Где смотришь нежно.

Живу, покорна и тиха.

И под сурдинку

Колеблет ветер два штриха

И паутинку.

Неслыханный случай. Неслыханный случай:

Листва надо мной золотистою тучей.

Неслыханный случай. Чудес чудеса:

Сквозь желтые листья видны небеса.

Удача и праздник, и случай счастливый:

Струится река под плакучею ивой.

Неслыханный случай. Один на века:

Под ивой плакучей струится река.

Вот жили-были ты да я…

Да будет меньше капли росной,

Да будет тоньше папиросной

Бумаги летопись моя!

Открытая чужим глазам,

Да поведёт без проволочки

С азов к последней самой точке!

Да будет сладко по азам

Блуждать, читая нараспев:

«Вот жили-были в оны лета…»

Да оборвётся притча эта,

Глазам наскучить не успев.

Есть удивительная брешь

В небытии, лазейка меж

Двумя ночами, тьмой и тьмой,

Пробоина, где снег зимой

И дождик осенью; пролом,

Куда влетел, шурша крылом,

Огромный аист как-то раз,

Неся завороженных нас.

Тихонько дни перетасую

И тот найду, когда в косую

Линейку чистую тетрадь

Так сладко было открывать,

Когда, макнув перо в чернила,

Писала: «Мама Лушу мыла» –

Все буквы в домике косом.

А за окошком невесом

Кружился лист. Смотри и слушай:

Вот мать склоняется над Лушей,

Трет губкой маленькую дочь,

А ветер лист уносит прочь.

Давай поедем по кольцу,

Чтоб от начала и к концу,

А может, от конца к началу.

И коль тебя не укачало,

Давай с тобой средь тех же мест

Кружить, пока не надоест.

Дорога, изгородь, скворешник,

Дорога, изгородь. Орешник

Роняет вешнюю пыльцу.

Давай поедем по кольцу.

Такие творятся на свете дела,

Что я бы сбежала в чем мать родила.

Но как убегу, если кроме Содома

Нигде ни имею ни близких, ни дома.

В Содоме живу и не прячу лица.

А нынче приветила я беглеца.

«Откуда ты родом, скажи Бога ради?»,

Но сомкнуты губы и ужас во взгляде.

Одно смеётся над другим:

И над мгновеньем дорогим,

Далёким, точно дно колодца,

Мгновенье новое смеётся.

Смеётся небо над землёй,

Закат смеётся над зарёй,

Заря над тлением хохочет

И воскресение пророчит;

Над чистотой смеётся грех,

Над невезением успех,

Смеётся факт, не веря бредням…

Кто будет хохотать последним?

Плохо дело, плохо дело.

За ночь роща поредела,

И случившийся пробел

Дождик штопал, как умел.

Штопал жиденькою штопкой,

Нитью рвущейся и робкой.

Дождь, цепляясь за кору,

Штопал каждую дыру.

Мир со множеством отверстий

Ветер гладил против шерсти,

Супротив да супротив,

Ветви голые скрутив

До болезненного хруста…

Свято место нынче пусто,

И витают, где бело,

Только ветер да крыло.

Не больно тебе, неужели не больно

При мысли о том, что судьба своевольна?

Не мука, скажи, неужели не мука,

Что непредсказуема жизни излука,

Что память бездонна, мгновение кратко?..

Не сладко, скажи, неужели не сладко

Стоять над текучей осенней рекою,

К прохладной коре прижимаясь щекою.

Маме

Я не прощаюсь с тобой, не прощаюсь,

Я то и дело к тебе возвращаюсь

Утром и вечером, днем, среди ночи,

Выбрав дорогу, какая короче.

Я говорю тебе что-то про внуков,

Глажу твою исхудавшую руку.

Ты говоришь, что ждала и скучала…

Наш разговор без конца и начала.