О, скольких за собою увлёк еще до нас

Тот лик неразличимый, тот еле слышный глас,

Тот тихий, бестелесный мятежных душ ловец.

Куда, незримый пастырь, ведешь своих овец?

В какие горы, долы, в какую даль и высь?

Явись хоть на мгновенье, откликнись, отзовись.

Но голос твой невнятен. Влеки же нас, влеки.

Хоть знаю – и над бездной ты не подашь руки.

Хоть знаю – только этот почти неслышный глас –

Единственная радость, какая есть у нас.

Иди сюда. Иди сюда.

Иди. До Страшного суда

Мы будем вместе. И в аду,

В чаду, в дыму тебя найду.

Наш рай земной невыносим.

На волоске с тобой висим.

Глотаем воздух жарким ртом.

На этом свете и на том

Есть только ты. Есть только ты.

Схожу с ума от пустоты

Тех дней, когда ты далеко.

О, как идти к тебе легко.

Все нипочем – огонь, вода.

Я в двух шагах. Иди сюда.

К юной деве Пан влеком

Страстью, что страшнее гнева.

Он бежал за ней, но дева

Обернулась тростником.

Сделал дудочку себе.

Точно лай его рыданье.

И за это обладанье

Благодарен будь судьбе.

Можешь ты в ладонях сжать

Тростниковой дудки тело.

Ты вздохнул – она запела.

Это ли не благодать?

Ты вздохнул – она поет,

Как холмами и долиной

Бродишь ты в тоске звериной

Дни и ночи напролет.

Не мы, а воздух между нами,

Не ствол – просветы меж стволами,

И не слова – меж ними вдох

Содержат тайну и подвох.

Живут в пробелах и пустотах

Никем не сыгранные ноты.

И за пределами штриха

Жизнь непрерывна и тиха.

Ни линий взбалмошных, ни гула –

Пробелы, пропуски, прогулы.

О мир, грешны твои тела,

Порой черны твои дела.

Хоть между строк, хоть между делом

Будь тихим-тихим, белым-белым.

Все в воздухе висит.

Фундамент – небылица.

Крылами машет птица,

И дождик моросит.

Все в воздухе: окно,

И лестница, и крыша,

И говорят, и дышат,

И спят, когда темно,

И вновь встают с зарей.

И на заре, босая,

Кружу и зависаю

Меж небом и землей.

Еще немного все сместится –

Правее луч, южнее птица,

И станет явственнее крен,

И книга поползет с колен.

Сместится взгляд, сместятся строчки,

И все сойдёт с привычной точки,

И окажусь я под углом

К тому, что есть мой путь и дом,

К тому, что есть судьба и веха.

Как между голосом и эхом,

Так между мною и судьбой

Возникнет воздух голубой,

Мгновенье тихое, зиянье,

Пугающее расстоянье.

И тех, с кем жизнь текла сия,

Едва коснется тень моя.

Неясным замыслом томим

Или от скуки, но художник

Холста коснулся осторожно,

И вот уж линии, как дым,

Струятся, вьются и текут,

Переходя одна в другую.

Художник женщину нагую

От лишних линий, как от пут,

Освобождает – грудь, рука.

Еще последний штрих умелый,

И оживут душа и тело.

Пока не ожили, пока

Она еще нема, тиха

В небытии глухом и плоском,

Творец, оставь ее наброском,

Не делай дерзкого штриха,

Не обрекай ее на блажь

Земной судьбы и на страданье.

Зачем ей непомерной данью

Платить за твой внезапный раж?

Но поздно. Тщетная мольба.

Художник одержим до дрожи:

Она вся светится и, Боже,

Рукой отводит прядь со лба.

Хоть кол на голове теши –

Всё улыбаешься в тиши.

Тебе – жестокие уроки,

А ты – рифмованные строки.

А ты – из глубины души

Про то, как дивно хороши

Прогулки эти меж кустами

Ольхи. Твоими бы устами…

Живи, младенческое «вдруг»,

Уже почти замкнулся круг,

Уж две минуты до конца,

И вдруг – карета у крыльца.

И вдруг – средь чащи светлый луг.

И вдруг – вдали волшебный звук.

И вдруг – жар-птица, дед с клюкой,

Края с молочною рекой.

Уходит почва из-под ног,

Ни на одной из трех дорог

Спасенья нету, как ни рвись.

Но вдруг, откуда ни возьмись…

Приходит Верочка-Верушка,