Она привычно вскочила с кресла мне навстречу. В лабораторию, где мы проводили большую часть времени, принесли два кресла и широкий стол вроде парты – это сделало комнату чуть уютней, но, на мой вкус, тут по-прежнему слишком отдавало больницей.
Книга, которую Алина читала, соскользнула у неё с коленей и с грохотом упала на пол.
– Ой. Простите! – воскликнула она, садясь на корточки и подбирая книгу. – Здравствуйте, Игорь Вален-тинович!
Длинные слова всё ещё не давались ей на одном вдохе, но в остальном речь было почти не отличить от нормальной.
– Привет. Как там дела с «Незнайкой»?
Мы уже прочитали «Винни-Пуха», разобрались с «Денискиными рассказами» и одолели «Умную собачку Соню». Наблюдать за Алиной во время чтения было забавно, занятно, а иногда – почти страшно: она интерпретировала истории по-своему, видела всё под каким-то совершенно неожиданным для меня углом. Вчера я принёс ей «Незнайку на Луне» и теперь с любопытством ждал оценки прочитанного. Скорость чтения у моей ученицы была потрясающая.
– Очень грустная история, – мрачно констатировала Алина. – Незнайка и Пончик – прототипы всех, кто попадает в нестандартные условия. Кто-то приспосабливается, а кто-то опускается на дно. Игорь Вален-тинович, а у вас дома есть «Незнайка в Солнечном городе»? Эта книга упоминается в статье, я бы хотела её прочесть.
– В какой статье?
Алина вытащила из-под задней обложки «Незнайки» тетрадный лист. Я узнал распечатку с Пикабу4, которую делал когда-то для Русланы. Видимо, она прочитала и засунула в книжку, а я не заметил, когда оставлял «Незнайку» Алине.
– А ещё там есть слова «утопия» и «антиутопия». Что это значит?
М-да. Кажется, пора нести ей Оруэлла и Хаксли, «Винни-Пуха» мы явно переросли.
– Антиутопия… Как бы тебе попроще объяснить…
– Не надо попроще. Объясняйте, как объясняется.
Я усмехнулся.
– Алин, если объяснять как объясняется, я сам не пойму и тебя запутаю. Скажем так: антиутопия – выдуманная история о печальном будущем.
– Почему тогда «Незнайку» называют антиутопией? Это ведь сказочный мир, я правильно поняла?
– Кажется, мне нужно более точное определение слова «антиутопия», – пробормотал я, роясь в карманах в поисках телефона. – Сейчас… Так. Давай посмотрим.
Я зашёл в браузер и вбил «антиутопия Незнайка». Быстро пробежал глазами первые результаты выдачи, щёлкнул на один из них. Пока страница загружалась, я поднял взгляд на Алину. Она стояла как вкопанная, глядя на телефон расширившимся глазами.
– Что это?
– А. Ой. Ты не знаешь? Это телефон. Такой инструмент, чтобы общаться.
– Но ведь мы с вами общаемся без него?..
– Общаться на расстоянии.
– А… Как это? То есть вы можете по… протелефонить кому-то, кого нет рядом?
– Ну да. Только не протелефонить, а позвонить.
– И кому вы звоните сейчас? – жадно спросила она, не отрывая взгляд от экрана.
– Сейчас я не звоню. Сейчас я зашёл в интернет, чтобы посмотреть, что значит антиутопия.
– Вы никуда сейчас не заходили, – растерянно и сердито возразила Алина. – И называть лабораторию интернатом – не слишком-то вежливо!
Мне хотелось рассмеяться, но она выглядела раздосадованной, готовой расплакаться. Я положил телефон на стол и примирительно выставил перед собой ладони.
– «Войти в интернет» – это такое выражение. Значит, включить интернет. Интернет – не интернат. Это глобальная сеть. Как бы энциклопедия обо всём-всём-всём. Её можно открыть в телефоне.
– А… – протянула Алина, но по лицу было видно: то ли не поняла, то ли не поверила. Страница загрузилась, я вслух прочитал определение антиутопии, но Алинины мысли успели унестись далеко вперёд: