Так кто же танцевал обнаженной для лесных нелюдей?

Не буду интриговать. И леший, и водяной сразу опознали в одной из танцовщиц Нимфею, возлюбленную, а теперь уже и законную супругу Бульгуна.

Это где и когда она успела так засветиться?! Что это вообще за сходка?! Вот, значит, какая его женушка на самом деле тихоня и недотрога! Вот вам, нелюди добрые, и болотная затворница!

Обида и ревность взбудоражили буйную голову Бульгуна.

Конечно же, он осознавал, что Нимфея участвовала в этих непотребных танцах задолго до их знакомства, когда о свадьбе и речи ещё не было. Но все равно, сейчас леший чувствовал себя полным идиотом, оскорбленным рогоносцем, обманутым мужем.

Циклоп же, как назло любовался в основном Нимфеей, следя за каждым движением её тонких рук, длинных ног, стройного стана, копной зеленых волос, задорными огоньками в голубых глазах. Эх, Нимфея, Нимфея…

Э-э… стоп!!!

Почему это у неё волосы зеленые, а глаза голубые?!

У дочери болотника и волосы, и глаза были чернее ночи!

Ничего не понятно! Кто же это тогда?!

Бульгун и Тритоха не сговариваясь одновременно сообразили, что это за прелестная танцовщица, как две капли воды похожая на жену лешего.

– Омелия??!! – в один голос выдохнули они, а водяной ещё добавил. – Это же твоя теща… по молодости.

– Я уже и сам понял, – облегченно ответил Бульгун.

Теперь все сразу стало на свои места и кривая настроения лешего поползла вверх. Он слышал краем уха, что там, на жарком юге, где Омелия провела, как выяснилось, свою весьма бурную молодость, и нравы посвободнее, и нелюди тамошние, как и люди ихние, раскованнее, а порой распущеннее. Так что все нормально.

Правда глазеть на такую зажигательную тещу было все равно как-то не очень ловко, да к тому же в компании с высунувшим влажный язык Тритохой, но все же гораздо спокойней для нервной системы. Главное, что Нимфея тут была ни при чем. А дочери, как известно, не в ответе за своих матерей.

– Слушай, Бульгун, а теща у тебя, оказывается та ещё шалунья по юности была, – толкнул в бок лешего водяной. – Глянь какие пируэты выписывает с подружками.

– Тритоха, ты бы постеснялся такое говорить в моем присутствии про бабушку моих будущих детишек, а лучше бы вообще отвернулся, – попенял другу Бульгун, сам продолжая внимательно отслеживать все происходящее на жемчужной сфере.

– Вообще-то, мне как постороннему нелюдю не возбраняется, – хмыкнул Тритоха. – А вот тебе бы не мешало немного проявить учтивости. А то ещё Нимфея узнает, чем ты тут занимаешься…

– Тише! – воскликнул леший и ткнул пальцем в перламутровый шар. – Смотри как они быстро закружились, что аж воронка на воде завертелась. Видимо это кульминационный момент!

Друзья завороженно замерли перед гигантским жемчугом, наблюдая за событиями давным-давно минувших лет.

Тринадцать взявшихся за руки наяд, завихрившихся в безумном хороводе по водной глади ручья, вскоре замедлили кружение и остановились. Их благодарные зрители захлопали в ладоши, затопали копытами, и хоть не было ничего слышно, но и так понятно было, что выступление им пришлось по вкусу.

Ещё бы оно не пришлось!

Омелия практически все это время находилась в центре внимания циклопа, который, по всей видимости, положил на неё глаз. Почему-то этот факт тоже стал раздражать лешего: то ли он приревновал тещу за своего несведущего тестя Зыбуна, то ли ему просто не нравилось, что кто-то посторонний пялился, хоть и много сотен лет назад, на мать его жены. Но факт оставался фактом – Бульгун заочно невзлюбил неизвестного циклопа, которого уже возможно и в живых-то не было.

И тут вдруг на поверхности сферы появилось новое действующее лицо. Даже не лицо – рыло! Из густых зарослей олеандра, росших на дальней стороне поляны выскочило нечто невообразимо уродливое – существо, являвшееся абсолютным антиподом прекрасных наяд, которые в испуге стали разбегаться в разные стороны, как и все присутствующие на поляне полуночники.