– Ну что, все? – окинул взглядом мертвую поляну Тимбергс. – Уходим, подводы на дороге ждут.
– Подожди, Альфред, мне тут со старым знакомым попрощаться надо, – Приекулис сидел на корточках возле еще живого ребе, с интересом разглядывая окрашенную в красный цвет седую бороду и пузырящуюся кровавую пену в уголках рта. – Ну что, пархатый, не помогли тебе твои молитвы?
Мойше-Бер с трудом разлепил отяжелевшие веки и уставился подслеповатыми глазами в лицо коменданта. Пошарив ослабевшей окровавленной рукой, старик нащупал голенище сапога Приекулиса и, ухватившись за его край, из последних сил попробовал приподняться.
– Ду… фарштейст… аф идиш?> [66] – с трудом прошептал ребе.
– А биселе> [67], – улыбнулся Приекулис, участливо склонившись над стариком.
– Их вел… зогн дир… эпес зеер вихтик… Брох… аф дир… ун аф… дайне киндер… ун аф дайне ейниклс… Эр алц гезен… ун ду вел бацолн фар ундзер блют…> [68] – голова Мойше-Бера запрокинулась назад и безвольно завалилась вправо.
Две пули, выпущенные в старика Приекулисом, вошли в уже бездыханное тело.
– Проклинать он меня будет, пророк херов, морда жидовская, – трижды поплевал через плечо комендант. – Пошли!
– А где Дайнис? – оглянулся по сторонам Тимбергс.
– Блюет в кустах, – хохотнул Цукурс. – Слабак, чуть не сомлел с непривычки.
– Можно подумать, ты каждый день евреев стреляешь, – заступился за Дайниса Карлис Антиньш.
– А мне все одно – что на бойне свиней колоть, что жидов на тот свет отправлять. Скотина – она ведь тоже живая и подыхать не хочет, но раз надо – значит, надо.
– Так, хватит болтать, – осадил Карлиса и Арнольда Тимбергс. – Сейчас идем к дороге и разворачиваем подводы. Как приедем, по домам никому не расходиться. Сначала соберем мужиков с лопатами и пригоним закапывать. До вечера все нужно закончить. Сровняем с землей, а там уж можно и по домам с чистой совестью. На всякий случай здесь останутся Антон с Имантом. Посторонних не подпускайте, ну и если кто из жидов воскреснет – добейте. Мы за час, самое большее полтора обернемся. Всем все понятно? Вперед!
– Как что, так сразу Имант. Раскомандовался, командир хренов, – проводив взглядом удаляющихся в лес Тимбергса с подручными, пробурчал Имант. – Как бы без нас шмотки жидовские не поделили.
– Ну и пусть делят, мы себе и здесь что-нибудь урвем.
– Да что здесь урвешь? Бона сколько добра подырявили – если и заштопать, так кровь ни в жисть не отмоешь. Мужики илукстенские рассказывали, как они своих евреев стреляли. Так там все по-людски было: сначала раздели до исподнего, а затем уже на тот свет отправили. Не то что здесь…
– Да я тебе, Имант, не про шмотки жидовские толкую, а про то, что под шмотками спрятано. Неужто ты думаешь, что они, хитрожопые, все отдали?
– А ты, Антоша, не дурак, – сообразив, на что намекает Антон, заулыбался Имант, предвкушая скорую поживу.
– Я, Имант, хоть евреев и на дух не переношу, но задарма стрелять не стал бы. Мне что, больше всех надо? Пусть Тимбергс с Эрькой Приекулисом и Антиньш перед новой властью выслуживаются, а я заработать хочу. Понял?
– Да и я не задарма согласился. Мне тоже чины не нужны, а вот дом поправить не мешало бы.
– Ну тогда давай, Имант, время зря терять не будем. Чтоб не толкаться, давай разделимся. Вон посередине – видишь, толстая баба лежит, Песька Зубович? Вот давай все, что от нее справа, ты проверяй, а что слева – мое. Старайся кольца, серьги – короче, то, что на виду, не брать, а то вернутся Альфред с Эрькой – поднимут шум, хлопот не оберешься. Шарь по карманам и по подкладкам.
– Договорились, – закинув винтовку за спину, заспешил на свой участок Имант.