– Не отставать! Не отставать! – бегая взад-вперед вдоль колонны, покрикивал на людей Приекулис. – Уже немного осталось. За по воротом будем сворачивать к озеру.

«Браслав – так Браслав, везде можно жить. Что они там, босиком ходят, что ли. Для хорошего сапожника завсегда работа найдется. Начнем с починки, подсоберем денег, а там – кто знает… Если заказы пойдут, может, один день и шить начнем. Напишу Федору – он мужик честный, довезет что надо. Главное – недорого найти хороший инструмент, – Иосиф осторожно нащупал заблаговременно вшитые женой в пояс брюк четыре золотые николаевские десятки. – Не пропадем. Ривка присмотрит за детьми и стариками, а мы с Зямкой на хлеб заработаем. И гори оно синим пламенем, это Силене, вместе со всеми этими Тимбергсами и Приекулисами. Кто знает, может, через пару лет, если все пойдет хорошо, и посравши о них не вспомним…»

Так, шагая в одном ряду с Зямкой, Яшкой и Бенькой, оптимистично размышлял Иосиф. Впереди, держа под руки своих стариков, то и дело оглядываясь на детей и мужа, шла Ривка. Четвертым в их ряду хромал одинокий старик-шматник Лейбеле Дер Крумер> [61].

– Стой! – громко скомандовал Приекулис. – Здесь повернем.

Вправо через лес к озеру уходила широкая тропа. Там, за лесом, совсем уже близко, измученных, голодных людей ждал обещанный комендантом привал. Не верилось, что наконец-то можно будет хоть что-то поесть, отдохнуть и помыться. Подтянулись, подпираемые подводами, задние ряды.

– Внимание! Сейчас мы свернем в лес и выйдем к озеру. Подводы с ездоками остаются ждать на дороге. Еще раз предупреждаю: если кто-то попробует убежать, стреляем без предупреждения. Всем понятно?

– Ты, ребе, того… скажи своим, пусть цацки эти ваши на телеге оставят. Зачем они вам на привале? – надвинулся на старика Арнольд Цукурс, тыча в свитки стволом винтовки, которая в его огромных руках казалась просто игрушечной. – Не волнуйся, не пропадут. Мужики присмотрят.

Мойше-Бер внимательно посмотрел в глаза полицаю и отрицательно покачал головой.

– Ну как знаешь, я хотел как лучше. Нелегкие поди – всю дорогу на себе таскать?

– А что в этой жизни легко? – грустно улыбнулся в ответ Мойше-Бер.

Вот наконец и озеро. Маняще блестит на солнце подернутая рябью вода. Где-то совсем рядом поют птицы, лениво квакает из прибрежных камышей лягушка, словно огрызаясь неугомонному стрекоту кузнечиков. На песчаной поляне то тут, то там, будто причудливые островки в океане, призывно зеленеет травка.

По обеим сторонам тропинки выстроились живой изгородью сопровождавшие колонну охранники, пропуская из леса на поляну последних, отставших евреев. Замыкал колонну Приекулис. Поравнявшись с краем поляны, он подал знак своим подручным, и все вместе, дружно расстегивая на ходу штаны, они свернули к ближайшим кустам справить нужду. Следом, припадая на хромую левую ногу, заспешил к тем же кустам Лейбеле Дер Крумер.

– А ты куда, жид? – развернувшись к еврею и расстегивая на ходу кобуру, процедил сквозь зубы Приекулис.

– Да… по… нужде… я, – заикаясь, проблеял в оправдание Лейбеле, пятясь назад. – Всю… э… дорогу терпел…

– Ссы под себя, жидяра. Давай бегом к остальным, пока кишки не выпустил.

Дер Крумер засеменил от греха подальше к середине поляны, с ужасом чувствуя, как сзади прожигает спину волчий взгляд коменданта.

– Зол макес ойзваксен аффен дайн цунг. Клог аф дир. А хунт> [62], – пробурчал себе под нос Лейбеле.

Примкнув к своим, он пересилил страх и обернулся. Приекулиса у края поляны не было.

– Потерпи, – поймал затравленный взгляд старьевщика ребе Мойше-Бер и тихо, чтобы не слышали остальные, добавил: – По терпи, скоро все кончится…