Она снова обнимает меня и теперь я срываюсь с места, а за нами поднимается влажный гравий.

***

На часах пол четвертого утра. Милена за моей спиной, а я останавливаюсь у кованых ворот с обратной стороны ее дома. Что и следовало ожидать – дом поднят на уши. Никто не спит. По двору бегают собаки, и только потом я замечаю мигалку полицейской машины.

— Ох, чёрт, — взволнованно вскрикнула Милена, спрыгнув с мотоцикла. Она боится за меня, не за себя. — Демид, уезжай!

— Нет. Я провожу тебя, — я знаю, что звучит патово, но по моей вине Милене могло влететь не по-детски. Я был обязан вступиться за нее и оправдать в глазах родителей. Она широко распахивает испуганные глаза и трясет головой.

— С ума сошел?! — голос срывается до писка. Я тоже слез с мотоцикла и взял ее за обе руки. Держу крепко, но Милена пытается вырваться. — Демид? Что ты творишь? Уезжай, — умоляет она, а ее губы дрожат. Я легонько касаюсь ее щеки и провожу по ней. Милена вмиг замирает и пристально смотрит мне в глаза. Я случайно неслучайно задеваю ее нижнюю губку, и Милена краснеет. Ее щеки покрываются румянцем, а влажные волосы, прилипшие к лицу, усиливают эффект, контрастируя с бледностью.

— Почему я так болен тобой? — хрипло выдаю, пугая ее своей фразой.

— Это не так, — она отрицательно машет головой, и моя кисть падает ей на плечо.

Я провожу тыльной стороной ладони по своей же куртке, ощущая влагу от дождя. Мы оба промокли до нитки и с нас капает вода. Я делаю шаг вперед и практически становлюсь вплотную к ней, Милена не дышит. Вокруг нас нет ничего – мы едины друг другом. Купол возведенный трещит по швам, но раны становятся крепче и рубцуются. Я склоняю голову над лицом Милены, совсем невесомое прикосновение губ возрождает во мне потребность быть любимым и нужным. Я целую девушку, краду то единственное, что она готова мне дать – себя и часть своего сердца, а я нещадно это беру. Под ладонью, которой я все еще веду по ее шее, ощущаю невероятную скорость сонной артерии, но продолжаю лаской подниматься дальше и останавливаюсь на затылке. Притягиваю Милену к себе ближе и углубляю поцелуй.

Поцелуй становится катарсисом – неким моим высвобождением на волю. Но этот миг так скоро разрушают охранники. Светя в нас фонариками, они обрывают невероятное ощущение свободы. Милена отскакивает от меня, опьяненного ее сладко-соленым вкусом губ.

— Милена?! — раздается отчетливый громоподобный рык её отца. Он выходит вперед охраны, расталкивая их по обе стороны. Затем Сергей Асташов видит меня и буквально звереет. Но закрытая калитка не дает ему свободно добраться до меня. Собаки возле ворот рычат и лают, а храбрая Милена закрывает меня собой, встав на защиту. — У тебя огромные проблемы, молодой человек, — рычит мужчина, не обращая никакого внимания на свою дочь, трясет пальцем, с которого стекает каплями дождь.

— Пап, он ни при чем, — вступается Милена.

— Заткнись, — Асташов едва себя контролирует. Мы все молчим, но шум кругом говорит об обратном: за двор подтянулись две полицейские машины.

Милена резко оборачивается ко мне и со страхом во взгляде, вопрошает, что делать дальше. А я смотрю поверх ее головы и встречаюсь с озлобленным, остекленевшим взглядом ее отца... уйти или остаться?