– Нет. Ну что вы такое несёте?! – всплеснула руками Наташа и надулась.

– Следую за потоком нашей беседы.

– Ну скажете тоже! – неодобрительно покачала головой Наташа.

– Верно я понимаю, что сейчас в вашем окружении никто не осудит вашу беременность?

– Конечно, не осудят, – согласилась Наташа. – После моего-то диагноза «бесплодие».

– И вы не будете позором семьи?

– Нет, конечно.

– Уже легче, – покивала Маша.

– И правда, – машинально покивала Наташа, меняя позу и став ноги рядом друг с другом.

Вдруг в коридоре послышались шаги. Маша смутилась.

«Не похоже, чтоб следующая клиентка пришла так рано, она обычно наоборот опаздывает. Впрочем, подождёт на диванчике рядом», – мысленно успокоила себя Маша, как дверь без стука открылась и на пороге возник Яр.

Особенностью Маши была заторможенная реакция на какие-то непредвиденные обстоятельства в части внешних проявлений, ярко проявляющаяся рядом с людьми, которых она не считала ближним кругом.

Адреналин пенил кровь и бил по вискам, но она замирала, что помогало не терять разумность на первых секундах, а при наличии сил, и в последующем не дать главенство рептильному разуму и не запустить реакции: бей или беги или замри. Или это и было «замри»?

Такой адаптивный механизм, с одной стороны, очень выручал ее от бед: не наговорить или не сделать лишнего, с другой стороны, вредил. Остановка эмоций без их проживания вредила что психике, что телу, и не давал сложиться полной картине мира. Иногда она вспоминала, что нужно отреагировать какую-то ситуацию в безопасном пространстве, но увы, не всегда делала это.

«Дыши. Дыши», – говорила ей в такие минуты Истомина.

Вспомнив это, Маша выдохнула, а потом, набрав глоток свежего воздуха, сказала, как можно спокойнее:

– Я работаю. Закрой, пожалуйста, дверь с той стороны.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– После работы. Я позвоню, когда закончу.

– Павлова! – настаивал Яр.

– Я не могу сейчас. Я работаю. И если ты прямо сейчас не выйдешь из кабинета, то тебе придётся оплачивать этот сеанс за клиента, так как ты его срываешь. И в дополнение к этому я ещё отменю нашу встречу вечером.

Быковский чуть ли не зарычал.

– Я позвоню, как только у меня будет перерыв. Закрой, пожалуйста, дверь, – с нотками усталости и теплоты сказала Маша. – Закрой за собой дверь, у меня встреча, – повторила она.

Ярослав хлопнул дверью и ушёл.

– Извините, – сказала Маша клиентке, шумно выдыхая.

– О-хо-хо, Мария, – взбодрилась та, выдавая фразу с лукавой улыбкой. – Какой мужчина? Ваш? Или клиент?

«Это не клиент, это уже пациент», – про себя в сердцах бросила Павлова.

– Нет, ну неужели у вас и такой? – задорно и с издевкой продолжала Наташа.

– Такой?

– Сильный духом. Брутальный.

«Ага, бестактный, а не брутальный. Даже больше, шибанутый. Я, кажется, в личной жизни начинаю устраивать себе клинику, встречаясь с Яром», – подумала Мария, отмалчиваясь и стараясь вернуть фокус внимания на клиентку.

Наталья продолжала рассуждать, наполнившись резко энергией от щекотливой ситуации, случившейся на ее глазах, но не с ней конкретно. Это уже была совсем не та уставшая Наташа, которая заходила в кабинет. Маша не спешила этому радоваться, больше отмечала как феномен: резкий прилив энергии – манию.

– Какой приятный голос. Будто знакомый. Ах, Мария-Мария! Любите плохих мальчиков?

– Почему «ах»? – поддерживала переживание Наташи Павлова, не спеша что-то разъяснять и радуясь, что ей удалось удержаться в терапевтической позиции, выдерживая, как провокацию Яра, так и сейчас провокацию клиентки.

– Ну, вы ж психолог, – наконец сказала Наташа вслух столь ожидаемую обесценивающую фразу. – И у вас такой мужчина. Какая вы, однако?! – не унималась Наташа.