– Я, конечно, понимаю, что ты снова занимаешься любовью со своей прекрасной работой, но мне, чёрт побери, больно! – Айрис отстранилась и отодвинулась на край кровати, надув губы.

Вообще ей нравились грубые движения, и она часто просила Коэна быть с ней пожёстче, тогда, когда ему хотелось больше нежности. Это несовпадение темпераментов его смущало, и он иногда ей подыгрывал. Но не сегодня. Сегодня он был сам не свой.

Коэн сел, спустил ноги с другой стороны кровати, и обхватил голову руками. Что же с ним сегодня такое?

– Прости, Айрис, что-то совсем не ладится, – сказал он, не поднимая головы. – Давай закончим на сегодня.

Айрис фыркнула, встала и, кокетливо виляя бёдрами, пошла в ванную, постаравшись как можно громче хлопнуть дверью. Как назло, двери в квартире Коэна были на доводчиках, закрывались мягко и бесшумно, что ещё больше разозлило Айрис.

Коэн закрыл глаза, и его мысли помчались в другую сторону. Он замер в одной позе, ожидая, к чему они его приведут. Они никогда не разговаривали об отношениях. У Айрис была картинка идеальной жизни, куда Коэн вписывался как идеальный муж и отец для её будущих идеальных детей. Она не видела необходимости что-то обсуждать, и мирно, но с неугасающей надеждой ждала предложения руки и сердца. Каждый раз, когда они ходили в ресторан, она надевала свое лучшее платье, втайне мечтая, что вот сегодня это наконец точно случится. Но ничего не случалось.

Коэн же делал слабые попытки поговорить, обсудить, чего каждый из них ждёт от этих отношений, но всегда сталкивался с собственным непониманием смысла этого разговора, и предпочитал не тратить на это энергию. Он столько раз сбегал из отношений, когда они не дотягивали до его идеала, что уже привык, что рано или поздно всё закончится само собой. А до его идеала не дотягивал никто, так что… Коэн часто думал о той нелепице, что он влюблён в призрак женщины из его прошлого. Того человека уже не существует, она выросла, изменилась, её становление из девушки в женщину происходило с другими мужчинами. Он не знает её сейчас, и как же глупо сравнивать всех женщин с несуществующим идеалом. Коэн усмехнулся и тут же погрустнел. «Сколько так может ещё продолжаться? Если я пятнадцать лет ничего с этим не делал, и от этого не ладилась личная жизнь, может, пора что-то начать делать…».

При этом он больше не хотел тянуть эти бессмысленные отношения с Айрис. Он подумал, что то, что сегодня произошло, является финалом их отношений. Но если он сбежит и сейчас, это снова будет означать победу прошлого.

Он боялся. Боялся погрузиться в любые романтические отношения до такой степени, что когда они закончатся, а он не сомневался в этом, он будет испытывать такую же невыносимую боль, как тогда. Боялся одновременно и остаться навсегда в одиночестве, но при этом сохранить такой родной образ любимой, вечерами маячивший как в холодных комнатах его квартиры, так и в его пустом сердце. Боялся отпустить прошлое, ведь тогда внутри может образоваться такая пустота, которую он не в силах будет выдержать, и он сойдет с ума. И в том, и в другом случае он, скорее всего, останется один. Тогда зачем отпускать… Эта дилемма сводила его с ума и когда он об этом думал, начиналась сильнейшая мигрень.

Айрис вышла из ванной уже одетая. Строгий тёмный брючный костюм стройнил её, белая рубашка оттеняла белую как снег кожу. Её короткие светлые волосы неизменно были уложены в стиле пятидесятых годов, и она была похожа на Мэрилин Монро – невысокая, пухленькая, но с бойким характером и очень высоким самомнением.

– Опять у тебя в ящике для полотенец лежат носки и футболки, – Айрис злилась, и в её интонации стали проскакивать нотки голоса строгой учительницы. У неё всё должно быть идеально, по полочкам, а бытовая рассеянность Коэна раздражала её до глубины души.