Родители взяли Файгена в тот же год, когда родилась Трейси – тринадцать лет назад. Тогда он был маленьким (насколько маленьким может быть леонбергер), рыже-коричневым с милой чёрной мордочкой. У него был шоколадного цвета нос и хвост «бубликом». Среди заводчиков это считается «браком», и щенка стали предлагать по сарафанному радио по знакомым.

Он был и остаётся отличной нянькой – собаки этой породы легко уживаются с людьми и обожают детей. Родители никогда не волновались за Трейси, когда Файген был рядом, а находился он около неё всегда. Трейси с детства называла его «своим рыцарем», а себя – его «прекрасной дамой», и когда была маленькой, разыгрывала балы и турниры, усаживая все свои игрушки на коробки-трибуны, а противником в этой неравной схватке были мячик или косточка. Файген покорно исполнял свою роль, роняя «плохого парня» на пол большой мохнатой лапой.

У Трейси особо не было друзей – может, только Сабин из школы, но она никогда не чувствовала себя одиноко. Они с Файгеном понимали друг друга без слов – когда у Трейси замерзали ноги, Файген приносил ей носки, а когда она по рассеянности забывала закрыть входную дверь – носом выдавливал у неё из рук книгу и за талию подпихивал девочку в сторону холла. Между ними было притяжение, будто магнит, так говорили все вокруг. Трейси не представляли без Файгена, а Файгена без Трейси. Они как Чип и Дейл, как Гензель и Гретен. Он смотрел на неё своим умным глубоким взглядом, молчаливо поддерживая во всех её играх. Она знала, что что бы ни случилось, она всегда может на него опереться, поделиться, поплакать, обняв его за пушистую шею. И он всякий раз как будто давал ей ответ на её вопрос – ей даже иногда казалось, что он тихо-тихо шепчет ей на ухо, что она умница и что всё будет хорошо.

Собака была уже стара – этой породе отмеряно максимум одиннадцать лет жизни, а Файгену уже тринадцать. Он всё медленнее ходит и больше спит. Трейси не понимала этих изменений, ей всё ещё хотелось бегать с ним вдоль пляжа, играть в мячик, но при этом чувствовала, что надо давать ему больше покоя. Ей часто становилось грустно, когда она садилась возле спящего пса и слушала его тяжелое дыхание. Родители всё чаще отвозили Файгена к ветеринару. Трейси с собой не брали, так как когда в машине на заднем сидении ехал Файген, места больше ни для кого не оставалось. Трейси каждый раз упрямо сидела около дома и трепетно ждала его обратно, гадая, какие новости о его здоровье привезут родители. И каждый раз они привозили хорошее вести: ветеринары удивлялись могучему здоровью собаки и предрекали ему долгие годы жизни. Так говорили родители.

Трейси ещё немного постояла на берегу, смотря на надвигающиеся тучи и усиливающиеся волны. Файген повернулся в сторону дома. Трейси вздохнула, пожелала попутного ветра всем судам, которые сейчас находятся в море в преддверии шторма, развернулась и пошла за Файгеном в дом.

У Клаудии было хорошее настроение – как, впрочем, и всегда, когда она хозяйничала на кухне. Сегодня на ужин она готовила тушёное мясо и картофель. Это была типичная еда людей среднего класса в послевоенной Германии. В семье такую пищу любили любили, но и не знали почти ничего, кроме неё. Для своих гостей Клаудия в качестве деликатеса иногда готовила жареные колбаски, а Трейси с Файгеном, облизываясь от запаха, стояли около неё и ждали, пока на сковородке не случится «брак» – колбаска получится некрасивой или пережаренной – тогда это лакомство доставалось им.

После ужина Трейси и Файген поднялись в её детскую. Файген тяжело шёл, ему нелегко давались одиннадцать винтовых ступеней наверх. Как обычно, он улегся в ноги к Трейси и долго-долго на неё смотрел, пока она читала очередную книгу про пиратов. Когда была окончена очередная глава, Трейси поймала глубокий и очень грустный взгляд пса. Она легла ногами на подушку, а лицом к нему и сказала: