- Да, интересное техническое решение, - признал Рэйвен. – Вы топите печь зимой, я правильно понимаю?

- Пробовала, - нахмурилась Кеттелин. – Загубила еще уйму деревьев. Все-таки, кто привык зимой спать, тот должен спать. Вот фига – другое дело.

Она любовно погладила деревце по пушистой кроне. Вниз посыпались усохшие коричневые прилистники.

- Вы только потрогайте, - с интонациями удовольствия в голосе сказала девушка. – Он же такой прохладный.

- Почему «он»? – уточнил Рэйвен, послушно коснувшись листвы, которая действительно была приятна на ощупь.

- Ну… не знаю, - Кеттелин пожала плечами. – Выглядит как парень. Мужской силуэт. Не изящный, как девушка, не дородный, как многодетная мать, а могучий такой, основательный, как воин.

Рэйвен окинул растение взглядом. Действительно, что-то такое в нем было – в толщине и размахе ветвей, в движении линий ствола. Но пока Кеттелин не сказала, Рэйвен этого не замечал. Он попытался припомнить деревья в ее оранжерее. В памяти всплыли клен, похожий на мудрого старейшину, стыдливая яблоня, самодовольная ель и стайка смешных, растрепанных сосен-подростков, посаженных в один горшок. Когда-то давно учитель живописи сказал ему, что картина становится произведением искусства, когда зритель чувствует в ней некую идею. В этих деревьях идеи определенно были.

Он глянул на Кеттелин новым взглядом, только сейчас осознав, что общается с неоцененным художником. Художником, чьи работы могут погибнуть за один жаркий день без полива или же полностью потерять свой вид при отсутствии должного ухода. И ему предлагалось однажды стать хозяином этих работ. Нет: продолжить дело мастера.

- Возьмите, - сказала Кеттелин, и Рэйвен вздрогнул, когда его руки коснулось нечто холодное: ножницы с длинными ручками и короткими лезвиями. Он послушно взял их.

- Взгляните сюда, под крону, - Кеттелин пригнулась, подавая ему пример. Рэйвен склонился и тоже заглянул, стараясь не приближаться к ней слишком близко. Под зеленой шапкой скрывалось густое переплетение веток.

- Один к трем, - сказала Кеттелин. – Лучшее соотношение, на мой взгляд.

Девушка провела по коре остро отточенным ножом, демонстрируя линию от корней до одной из первых веток.

- Ствол снизу голый на треть, - поясняла она попутно. – Треть без листвы, две трети – с листвой. Когда разрастается больше, становится некрасиво. Нельзя один раз задать форму и надеяться, что она сохранится навсегда: израстется, подурнеет. И корней лучше больше трети не срезать. Считайте треть волшебным числом в отношении этих малышей.

Кеттелин улыбнулась. Рэйвен невольно отвлекся, залюбовавшись вовсе не деревом. Хотя было и в самой девушке что-то от ее деревьев: стать, жизненная сила. И тоже шрамы по всему телу.

Он глянул на царапины, оставленные сапогом Арыка – рубашка была не завязана, и борозды бросались глаза – глубокие, воспаленные. Похоже, никто их даже не обрабатывал. Если Кеттелин всегда так относилась к получаемым ранениям, то неудивительно, что на ее теле так много шрамов. Плюс она истязает себя физическими нагрузками, игнорируя раны. Даже сейчас поджившие было царапины потрескались от утренних упражнений, и местами видна была свежая кровь. Хорошо бы обработать…

- Рэй? – понизив голос, окликнула его Кеттелин и прикрыла ладонью грудь. Рэйвен вздрогнул, поняв ЧТО рассматривает.

- Извините, - смутился он, отворачиваясь. – Задумался.

Кеттелин хмыкнула, но ничего не сказала и вернулась к сути разговора.

- Чтобы было красиво, надо каждый раз выбирать такую ветку, которая в перспективе будет толщиной с треть предыдущей ветки, - продолжила она, указывая острием ножа. – Вот скажите, в этой развилке какую ветвь лучше выбрать?