Очнулся он в одной рубашке, прислонённый мёрзнущей спиной к грязно-зелёной стене подъезда. Сидел Витька совершенно один. К тому же у него отсутствовала куртка со всеми деньгами и паспортом. В кармане рубашки сиротливо лежали – видимо, подброшенные клофелинщицей на такси – пятьдесят рублей одной купюрой. Голова шумела и ухала. Сознание мутилось. «Подъезд не мой!» – отрешённо подумалось ему. Подробностей вечера он не помнил совершенно. Покачиваясь, он встал и выбрался на улицу. «Город тоже не мой!» – последовала следующая, ещё более ошеломительная мысль. При этом ему сразу же очень захотелось домой. К маме и папе.
Вернувшись в Итаку (то есть доехав на такси до квартиры), Одиссей (то есть Витька) принялся писать домой письмо. В нём он подробно расписал обстоятельства своего неудачного падения на асфальт негостеприимного Ульяновска. Сообщил, что потерял в результате инцидента два зуба. Потом подумал и нарисовал свой рот подробно и со всеми зубами, а в конце правильно, как на уроке черчения, заштриховал два утраченных резца. Чтобы родителям было понятно. После этого с лёгкой и невесомой душой лёг спать.
Наутро Витька по-быстрому собрал вещи и отправился на автовокзал. Взрослая жизнь, как он понял, оказалась штукой невероятно разнообразной и интересной, но входить в неё следовало осторожно, медленно и не так глубоко.
На память
Ленка вертлявая и решительная. Её озорные цыганские глаза живут на и без того подвижном лице своей ещё более активной жизнью. Когда она разговаривает с кем-то, нетерпеливо пританцовывая всей своей ладной фигуркой, глаза успевают жадно обежать окрестности, заглянуть в лицо каждому и у каждого что-то нужное ей найти и забрать себе. Когда два этих горящих уголька впиваются в Сашкино лицо, ему хочется сразу отвернуться к стене, а лучше даже убежать. Однако делать этого нельзя. Погода на улице стоит по-осеннему мерзкая, так что их тесная компания все свои вечера коротает на маленькой и уютной лестничной клетке технического этажа под самой крышей старой панельной девятиэтажки. Место тихое, непроходное. Две девчонки и четыре парня по очереди аккуратно курят в вентиляцию и ведут разговоры под негромкий рэп из маленькой Андрюхиной колонки.
Сашке очень нравится смотреть на Ленку, на её часто меняющееся настроение и плавные безостановочные движения тела. Так люди смотрят на полыхающий костёр или на выступление каскадёров в приехавшем на пару недель в город луна-парке. Не оторвёшься. А Ленка не приехавшая, самая что ни на есть своя. С самого рождения живёт в доме по соседству и в школу ходит ту же самую, только не в одиннадцатый класс, как Сашка, а в десятый. До этой осени, пока не сложилась их компания, он и вовсе не обращал на неё внимания.
До этой осени Сашке примерно одинаково нравились все более-менее симпатичные девчонки района. Ну и ещё голые и целомудренно прикрывшие руками и коленями самое интересное японки с цветного календаря отца, плохо спрятанного в книжном шкафу. Разглядывать их можно хоть целые дни напролёт, пока родители на работе, но никаких перспектив это разглядывание Сашке не сулило. В реальной жизни к своим семнадцати годам Сашка в отношении девушек оставался человеком крайне застенчивым и совершенно без опыта каких-либо романтических отношений.
При этом внешне Сашка, как шептались на переменах одноклассницы, был «страшно красивый». Мягкий задумчивый взгляд непроницаемо тёмных глаз на правильно очерченном лице с пухлыми губами притягивал взгляды не одной школьной красавицы. Некоторые из них, наиболее отчаянные, делали смелые вылазки, сами приглашая его на свидание, и оставались разочарованными его холодностью и вежливым равнодушием. На самом деле отсутствие опыта общения с прекрасным полом вселяло в него страх и неуверенность, воспринимаемые нахальными красотками как циничное равнодушие.