Тоска. Это слово словно простая костяная игла времени, которая шьет по моей коже своё полотно: тугое, невыносимое. Она не пронзает сердце в одно мгновение – нет, она подошла колыбельной череды ночей и дней. Стало невыносимо, потому что в этой пустоте, до которой я дошла, никакое будущее не обещает света. Да и что за свет, если в нем больше не пылает то солнце, рядом с которым я согревалась от его прикосновений?

Пространство вокруг расширяется, но не расширяется внутри меня. Я сжата в собственную скорлупу, завёрнута в узкое полотно собственных мыслей. Ничего не остаётся, кроме переживания: каждый миг раскрашен упорной монохромной тоской, она как метастазы – охватывает всё, оставляя только пыль на тех местах, где когда-то билось что-то живое.

И вот сегодня, на день второй, я понимаю: легче не станет, не должно быть легче, потому что в пространстве за болью – его больше нет. И тоска эта теперь словно последняя нить, что связывает меня с ним. И если отпущу её, то всё, что от него осталось, растворится безвозвратно.

Просыпаюсь… или, если быть честной с самой собой, просто выныриваю из полуночной бессонницы. Сон – это уже чуждое мне состояние. Он был, когда всё было целым, когда день перетекал в ночь, не оставляя трещин между ними. Сейчас сон – лишь зыбкая, недостижимая иллюзия, побег, который мне больше не доступен. В темных водах бессонницы нет пристани. Все ночи с тех пор – это бесконечное плавание в мутной меланхолии, где силы мелькают лишь как тени былого.

И вот новое утро за окном. Серое, бледное, будто бы и оно решило проявить солидарность с моим состоянием. Но его свет уже не приносит исцеления, этот свет не смывает тяжесть с груди. Напротив, с каждым новым проблеском дня, как будто щемящий мороз проникает глубже под кожу, усиливая ту давящую нагрузку живого времени. День третий. Воспоминания… они приходят всё чаще, они просачиваются в каждую свободную секунду, заполняя каждый угол моей затуманенной реальности. Забыть? Как это возможно, если каждый предмет в этом мире носит его отпечаток, его присутствие?

Каждое движение рождает боль. Как будто тело стало сосудом для чуждого вещества, для чего-то, что не должно было ни касаться, ни проникать под кожу. Каждый шаг – это трещина, расползающаяся в невидимой сети моей души. Трещины открываются шире, и тихий, невидимый поток воспоминаний проникает туда, будто яд, впитываясь не сразу, а медленно, заставляя мой разум погружаться в набор бесконечных сцен и образов.

Вот – его голос. Разве можно забыть его? Шорох, интонация – знакомая до дрожи. Он звучит в моем сознании, особенно когда вокруг тишина, эта пытка немоты, в которой чуть громче дунет ветер или потрескает дерево – и я слышу его снова. Слова, незначительные реплики, оброненные, казалось бы, невзначай, а теперь звенящие по ушам, как колокола страданий. Глупые, шептательные разговоры у закрытых окон, обсуждения будущего, которое так и не наступило… Они живут и дышат внутри меня идеально точно, без изъяна, как замершие на века фотографии странного тепла.

Но тепла давно нет. Было, но ушло. И от этого потерянного тепла мои текущие мысли становятся по-настоящему невыносимыми. Я чувствую, как всё больше погружаюсь в зыбучие пески прошлого. Воспоминания давят, душат, притягивают к земле так, что невозможно найти опоры. Как будто вынырнуть из собственного внутреннего плена – слишком сложная задача для того, кто смотрит на мир через слёзы незримые, изнутри непрекращающейся боли.

Больно везде. Больно дышать, разговаривать, смотреть в окно. Каждый вдох цепляется за что-то нереальное, будто пытаюсь найти путь обратно в тот момент, где он еще был рядом. Эти сцены извиваются перед глазами – как в полусне, как в забытой книге, которая затянула и не отпускает. Вижу его смех. Вижу его улыбку: такую простую, настоящую… Она прожжена в моей памяти настолько глубоко, что кажется, если я закрою глаза, он снова здесь, рядом, тронет моё плечо, коснётся кончиками пальцев. Но когда открываю глаза – реальность поглощает всё с неумолимой жестокостью. Он исчез вновь, снова, как и прежде. Как мне принять, что он больше не войдет в эту комнату? Никогда не посмотрит на меня так, как смотрел, не скажет тех слов, которые, казалось, несли смысл жизни?