Ночью с Н. А. Тиличеевым и разведчиками ищу новую позицию. Задача очень трудная, но урок хороший: вторая – запасная позиция – всегда должна быть заранее подготовленной. После долгих поисков, почти на ощупь, спускаю батарею с высокого берега вниз, к лугу, где с самого края нашелся довольно большой и тенистый фруктовый сад. Здесь в саду ставлю батарею.

Предположение наше оправдалось вполне: чуть ли не с первыми лучами солнца пустые окопы бывшей позиции 6-й батареи подверглись разрушительному огню тяжелых гаубичных бомб, к большому удовольствию глядевших на это веселое представление солдат.

После пустой позиции подверглась обстрелу колокольня недалекого костела. Видимо, это обстреливался мой «наблюдательный пункт». Эта последняя задача была решена точно «по руководству», очень аккуратно и верно, только на колокольнях и на мельницах моих наблюдательных пунктов не будет никогда.

Откуда стреляют немцы? Втроем с Н. А. Тиличеевым и дежурным наблюдателем усиленно всматриваемся вправо – в сторону звука, но найти позицию германской батареи не можем.

– Беда в том, что стреляют гаубицы. Такую батарею можно поставить так, что к самой подойдешь – не увидишь.

– Никак нет, ваше высокоблагородие, вон она… Глядите… Ну, конечно, это ихняя батарея!.. Одно, два, три орудия… все четыре, ваше высокоблагородие… И прислуга… Прислуга тоже видна, – почти шепотом от избытка волнующих его чувств спешит передать мне наблюдатель Чухломин.

Я слежу в бинокль за указаниями Чухломина. Он прав: германская тяжелая гаубичная батарея стоит на ровном месте, в кустах.

От радости я потерял способность рассуждать хладнокровно. Я вижу перед собой только эти германские орудия.

Опять снаряды 6-й батареи летят тучей, и белый столб дыма покрывает орудия. Я жду, когда рассеется дым, и… ничего не понимаю: орудия разлетелись на части, а то, что уцелело от орудийной прислуги, стоит как вкопанное, не шевелясь.

Ну, конечно, и есть вкопанное: простые доски – мишени. Деревянная ложная батарея!

И как последний дурак, попался на удочку и перепортил так глупо массу снарядов. Мне и обидно, и стыдно перед своей пехотой и перед своей батареей. Отомстили. Воображаю, какое у немцев теперь ликование.

Опять германские гаубицы стреляют… Все оттуда – со стороны только что разбитых мною деревянных мишеней, и вдруг… дымовое кольцо поднимается кверху. Очень жидкое, но явно видимое на темном фоне леса. Направление точное за ложной батареей, но дальше – за кустами, у самого леса. Я вглядываюсь пристальнее и по легким дымкам выстрелов устанавливаю точно места германских орудий. Тяжелая гаубичная батарея опять стоит, только на маскированной позиции. Странные у немцев артиллеристы.

На этот раз снаряды 6-й батареи бьют уже по настоящим, живым орудиям, и бьют жестоко. Дым от разрывов покрывает кусты и высоко поднимается кверху, закрывая собою и лес.

За двое суток две разбитые 6-й батареей тяжелые батареи противника.

В штабе дивизии все взволнованы. Офицеры батареи представлены к боевым наградам. Подпрапорщик Т. М. Галущук по телеграмме производится в офицеры, и первые во всей бригаде люди 6-й батареи украшаются Георгиевскими крестами и медалями. Только мой ближайший помощник, мой милый Н. А. Тиличеев отклоняет назначенный ему Георгиевский крест:

– Мне он не нужен, лучше пусть его носит кто-нибудь из солдат.

Дивизионный интендант прислал для лошадей батареи не в счет несколько мешков овса, и сам начальник дивизии очень ласков и вежлив со мною.

С нашей пехотой 1-го полка мы живем в большой дружбе. Начальником нашего боевого участка состоит командир этого полка полковник П. П. Карпов, спокойный, умный и храбрый старый офицер. Когда он собирает командиров батальонов, я тоже считаю своим долгом являться на эти собрания: здесь много выясняется интересного, и я все время нахожусь в курсе всех боевых дел дивизии.