– Знаменосцы, вперед!

Офицеры как по волне передали приказ командующего: «Вперед… вперед… вперед…». Прозвучал национальный марш:

Войско пришло в движение.

Когда настал наш черед, мои ноги сами оторвались от земли. Впервые я шагал на параде. Нет, не шагал, а летел. Штыки винтовок на плечах товарищей, идущих впереди, серебрились под солнечными лучами, и их волшебный блеск увлекал меня за собой. Никогда не думал, что вот так просто, чеканя шаг под песню наравне с другими, кровь в человеке может закипеть! Сейчас мы не были отдельными частями, группами и полками, мы были единой силой, готовой на смерть ради торжества одной общей цели, правды, не всегда до конца осознанной и часто по-разному воспринимаемой. В таком состоянии даже самые абстрактные понятия обретают конкретные, видимые глазу очертания. В дуновении ветра ты ощущаешь запах Родины, в раскрасневшемся лице шагающего рядом товарища видишь лицо всего народа. Еле сдерживаешься, чтобы, присоединившись к собравшимся на парад зрителям, не выкрикивать вместе с ними лозунги: «Eşq olsun!»[5], «Yaşasın!»[6], «Var olsun!»[7], чтобы не расплакаться, как и они, от радости.

Воинские части по очереди проходили перед зданием министерства и шли в сторону Сальянских казарм вверх по Базарной[8]. Люди, столпившиеся по краям дороги, хлопали, кричали, бросали цветы под ноги солдат – народ выражал любовь и благодарность своей армии. Молодые обнимались и целовались, люди постарше, подняв руки, молились. А детвора, выстроившись в ряд и размахивая руками, гуськом шла за нами.

Вдруг мне показалось, что кто-то позвал меня по имени:

– Герою Агаали Бабазаде слава!

Повернувшись на голос, я увидел стоящую на тротуаре и смеясь машущую мне рукой молодую женщину в отороченном мехом бархатном архалуке.

Этот архалук подарил той женщине я сам, когда узнал, что она беременна.

Ее появление на параде было настолько неожиданно, что я растерялся, сбился с ритма, чуть было не споткнулся, но вовремя выровнял шаг.

Закончив дела в казарме и получив увольнительную, я сразу побежал к дому Сафтар муаллима[9] на Базарной улице. В честь праздника всем офицерам, кроме дежурных, был дан однодневный отдых. Кто хотел, мог пойти домой или к родственникам, чтобы отпраздновать Новруз.

Сафтар муаллим был женат на дочери моего дяди, которая старше меня на 8 лет, и был ближайшим нашим родственником в Баку. Все члены нашей немногочисленной семьи, приезжая в город, всегда останавливались в доме этого добрейшего человека, учителя средней школы.

Скорее всего, Наргиз приехала в Баку с дядей и сейчас ждет моего появления у Сафтар муаллима.

Хочу рассказать о дяде. Он – один из самых уважаемых людей Губинского уезда, а мне стал и отцом, и старшим братом, и учителем, и другом. В 1905 году армяне убили на улице моего отца и старшего брата. Они, закрыв под вечер небольшую бакалею, которую отец держал на рыночной площади, возвращались домой. Прямо на пороге дома их и застрелили из-за угла. Никогда не забуду этот душный августовский вечер. На следующее утро мне исполнялось 9, и мы всей семьей собирались поехать к роднику. Отец готовил бы шашлыки, а мы с братом, смакуя, ели бы их. С тех пор я не отмечаю свой день рождения. Той же ночью приехал дядя со своим другом, известным во всем уезде своей храбростью человеком, Хэмдуллой эфенди[10]. Они же организовали похороны. Барашек, купленный отцом на мой день рождения, был зарезан на поминки. Сразу после похорон на двери дома повесили замок, и дядя забрал меня с матерью в Хачмаз к себе. Построил отдельный дом для нас в своем дворе, вырастил меня, дал образование, женил на дочери друга. Правда, «женил» – в данном случае не самое подходящее слово, выбор-то я сделал сам, а дядя его одобрил. Тем не менее, Наргиз уверена, что именно дядя меня надоумил…