Подняв взгляд, я едва не давлюсь вдохом, спотыкаясь о глаза Глебова.

— Морозова, я должен знать что тебе подарил. Поверь, моё любопытство — страшная вещь, — честно предупреждает он, — так что я всё равно не отстану.

— Свидание, — выдыхаю я, опуская глаза.

Ладно, буду считать, что он меня пытал. Жестоко пытал пылесосом, тортом и собой.

— А теперь, Морозова, — по одному только голосу понятно в какую сторону меняется выражение лица Ильи Глебовича, — скажи, что ты пошутила.

Молчание накрывает гостиную и не то, чтобы напряжённое. Совсем нет. Скорее, изменчивое. В том смысле, что всё моё существо чувствует, как меняется мнение Глебова о моих умственных способностях.

— И кто этот счастливчик?

— Никто. — Посуда, она срочно требует внимания. И чайник тоже.

— Значит, кто-то из ваших, — задумчиво тянет Илья Глебович, оказавшийся проницательнее, чем должен быть. — И кто там такой недоступный? Надеюсь, не Драхан?

— С ума сошли? — Резкий поворот и резкий же выдох. Ещё чего не хватало, страдать по парню, который на сто процентов оправдывает все национальные анекдоты.

— А кто там у вас ещё настолько выдающийся? — Пока Глебов думает, у меня вертится вопрос поинтереснее.

— Вы что, на самом деле помните всех своих студентов?

Это же нереально! У него только первых курсов вагон — высшая математика, один из его предметов, есть во всех расписаниях.

— Нет, — Глебов снова сама честность, — не только своих, чужих тоже многих.

— Это сколько же? — сипло начинаю я, но ему не до собственных суперспособностей, у него любопытство.

— Морозова, не отвлекайся. — Пока в моей голове сбоит калькулятор, Глебов цепко осматривает меня до талии, остальное скрыто барной стойкой. — Только не говори, что речь об этой отрыжке попсовых «Сумерек»?

В его глазах разочарование, какого не было даже после новости о споре.

— Что?

Пусть сравнение и такое себе, но на удивление точное. Глебов, придвинув кружку, делает несколько больших глотков, а я как дура смотрю на неожиданно крепкую шею.

— Морозова, ты в курсе, что Велисов занят? — вернув кофе на стол, поднимает он бровь.

— А вы в курсе, что собирать студенческие сплетни непрофессионально? — Моя тарелка летит в раковину, знать бы ещё когда я успела съесть торт… Ничего, у меня осталось ещё.

— Да какие сплетни, если он с Пермяковой сос... — откашлявшись, Илья Глебович продолжает: — Обжимается на всех парах.

— Поэтому мне и нужен шанс.

Можно подумать, он поймёт! Как же, у таких не бывает проблем ни со свиданиями, ни со всем остальным. Пришёл, увидел, уложил, блин.

— Ну-ну, — обидно хмыкает Илья Глебович и поднимается, чтобы под моим удивлённым взглядом пройти в прихожую.

— Что вы?.. Вы не съели торт! — Почему-то именно этот фактор становится самым раздражающим.

Я, понимаешь ли, старалась, резала аккуратно, а не как обычно, а он просто берёт и уходит.

— Я, в общем-то, наелся. — Две секунды и этот Илья Глебович надевает тяжёлые ботинки. — Дай куртку.

В смысле наелся? Это он сейчас о моей глупости или показалось? Обидно, когда взрослый опытный мужчина так отзывается обо всех твоих девичьих грёзах. Может, и правда идиотских, но демонстрировать это прямо, вообще-то, необязательно.

— Отбило откровениями, — с явным упрёком. — Знал бы, что твои желания ограничиваются Велисовым, не стал подыгрывать.

— О, а это была игра? — ехидничаю я в ответ, но, напоровшись на взгляд Ильи Глебовича, осекаюсь. И молчу уже виновато.

В конце концов, каждый имеет право на своё мнение, даже если оно в корне неправильное.

— Куртка, — напоминает Глебов.

Что мне остаётся? Только заткнуть вылезшую некстати обиду — до уровня его словесных перепалок мне ещё лет пять, и это по самым скромным меркам.