— Мама.

Эти несколько секунд объятий говорят, что Глебова ждали. Как бы он каждый раз не сбегал отсюда, ждали, ждут и будут ждать.

— Простите — Отпустив сына, Татьяна Михайловна аккуратно стирает выступившую в уголке глаза слезинку и улыбается уже мне. — Я слишком редко вижу Илью, чтобы сдерживаться. Меня зовут Татьяна Михайловна, я мама этого оболтуса. — Шагнув ко мне, она обнимает и меня. Легко, ненавязчиво, обдав терпким ароматом каких-то древесных духов.

— Очень приятно познакомиться. — Давай, Маша, твой выход. — Я Маша… Морозова… я… — Что дальше? Что дальше? Что дальше? Кажется, паника отражается в глазах, потому что Татьяна Михайловна улыбается ещё теплее, но выговорить «невеста» всё равно выше моих сил.

— Глеб, — оборачивается она к мужу, ободряюще приобняв меня за плечи, — познакомься с Машенькой.

Высокий седой и подтянутый мужчина в коричневых вельветовых джинсах и светлом пуловере переводит на меня тяжёлый жёсткий взгляд. И надо бы стерпеть, но я всё равно вздрагиваю, враз почувствовав себя жалкой и никчёмной. Объятие Татьяны Михайловны становится крепче, и вместе со мной она делает шаг вперёд.

— Рад, — коротко и вряд ли счастливо отзывается Глеб Ильич. Пусть многое без очков мне просто не рассмотреть, но глубокую горизонтальную морщину на лбу и две вертикальных между бровями не заметить невозможно.

Боже, да он вмиг нас раскусит!

— И мне очень приятно. — Должно быть если не радостно, то дружелюбно, но выходит слабый писк.

— Отец, мы бы хотели отдохнуть после перелёта, — в тон родителю сообщает Глебов и снова берёт мою ладонь, вырывая из материнских объятий и переплетая наши пальцы.

Фух! Пусть лучше соблазнительный, но знакомый Глебов, чем незнакомые и непонятные родственники.

— Конечно, Илюш! Ваша спальня уже готова. — Глебову достаётся новый увлажнённый взгляд и нежное прикосновение к щеке, а мне плевать даже на «ваша», лишь бы ускользнуть от холодного препарирующего взгляда.

Где обещанная валерьянка?

— Я провожу. — Последний раз коснувшись его плеча, Татьяна Михайловна разворачивается к выходу из гостиной.

— Марина Евгеньевна с этим прекрасно справится, — звучит у неё за спиной тяжёлым намёком, меня придавливающим словно гранитной плитой. Тонн так в несколько.

До этого настолько тёплые родственные отношения я встречала разве что в драматических сериалах.

— Я слишком давно не видела сына, чтобы упустить даже эти пару минут. — Жёстко отвечает Татьяна Михайловна мужу, не повернув головы.

Что здесь, вообще, происходит? Это точно та женщина, которая только что обнимала меня как собственная мать?

— Идём, Машенька, я всё тебе покажу. — Точно та. Секундная вспышка никак не отражается на отношении ко мне и, взяв под руку, Татьяна Михайловна увлекает меня вперёд Глебова, объясняя, рассказывая и показывая.

***

— Ты знаешь, что ты чудо?

Подняв взгляд, я устало улыбаюсь Глебову, только что захлопнувшему дверь спальни за собственной матерью. Нашей спальни.

— Не смешно.

— А кто смеётся? — Глебов подходит ближе, присаживаясь передо мной на корточки. Стоило Татьяне Михайловне выйти, и я без сил осела на кровать. — Ты великолепно держалась.

Ага, потрясающе просто. Стоит вспомнить взгляд его отца и передёргивает.

— Можно я уже пойду спать? — спрашиваю со вздохом. — Или сегодня у нас есть ещё какие-то сверхважные дела?

— Ты устала, — качает головой Глебов. — Прости, я не подумал. — Широкие ладони лёгкой лаской проходят по моим ногам снизу вверх, и он поднимается. — Помочь с вещами?

— Н-нет, я сама.

Может, я и устала, но не настолько, чтобы не понимать, что он делает. И чтобы не реагировать тоже не настолько.