Собственно, первый раз она напряглась, когда мы прошли мимо обоих терминалов, международного и внутрироссийского. Табличка «Вип-терминал» заставила дрогнуть хрупкую ладонь, которую я не отпускал, стоило нам оставить машину на парковке. Проход через этот вип-терминал тоже потрепал Маше нервы, иначе бы она не молчала, дыша через раз — приобняв её на стойке регистрации, это я тоже ощутил очень хорошо. А дальше рукав, самолёт, нечитаемый Машенькин взгляд и, выдернутая из моей руки, ладонь.

А, да, и молчание — прекрасные спутники шестичасового полёта.

— Поговорим? — Беспросветные серые облака ей явно приятнее всех моих разговоров. — Маш, не дуйся.

Убийственно-испепеляющий взгляд зелёных глаз заставляет вдохновенно дёрнуться то, чему предстоит отдыхать ближайшие пять дней. Хотя бы часов двенадцать точно отдыхать.

— Морозова, имей совесть!

— Шампанского, Илья Глебович? — Стюардесса, только-только с подиума в каком-нибудь Париже, склоняется надо мной всей своей белозубой улыбкой и смазливым личиком.

— Маш, хочешь шампанское?

Ноль реакции начинают тихо подбешивать.

— Девушка…

— Жанна, — нежно представляется стюардесса, под издевательский смешок некоторых особо обидчивых.

— Жанна, мы позовём, когда чего-нибудь захотим. — А теперь вали и не загораживай вид на мой десерт. — Так, Морозова, ты нарушаешь наш договор. Не очень честно с твоей стороны.

— М-м, — с интересом тянет она, переводя, наконец, на меня взгляд, — серьёзно, Илья Глебович? А вот об этом всём вы мне когда планировали рассказать? — Маша показательно обводит рукой салон бизнес-джета.

— Сейчас и планировал. — Ладно, разговаривает, и слава богу, с остальным разберусь. — Маш, ну что я мог тебе сказать?

— Что вы внебрачный сын арабского шейха? — с издёвкой интересуется она, раздражённо отворачиваясь к иллюминатору, и не представляя, как я близок к тому, чтобы перетянуть одну вредную девочку к себе на колени. От этой мысли сводит всё, что только можно свести.

— Так, ладно, — выдохнув сквозь зубы, поднимаюсь я и заставляю подняться её.

— Что вы?..

— Для начала «ты». — Утянув её на стоящий тут же двухместный диван, я сажусь рядом. — И никаких больше Глебовичей. Мы договорились?

— А уже не знаю, — сердито морща нос, Маша похоже на злого ежа, так и хочется погладить. — Мы не договаривались, что притворяться я буду перед семейкой миллиардеров!

— Ма-а-аш. — Снова ноль реакции. — Ну, хорошо. — Чистый кайф сидеть рядом с ней и иметь право взять за руку просто потому, что хочется. — Глебова — девичья фамилия моей матери, я сменил паспорт после того, как в двадцать разругался с отцом и уехал на другой конец страны.

Перевернув её ладонь, большим пальцем я провожу по линии жизни, засматриваясь на тонкую кожу, под которой отчётливо видны вены, но Маша ужом выскальзывает из хватки, сложив руки на коленях.

— Внимательно слушаю, — отвлекает она меня от рассматривания её рук.

— А нечего слушать, — усмехнувшись, ловлю себя на мысли, каким восторгом захлебнулась бы Дана, узнав обо мне всю правду. И то, что Машеньку больше волнует мой обман, чем перелёт по стоимости двух её квартир, неожиданно греет душу. — В свидетельстве о рождении я Шестинский, отца зовут Глеб Ильич, маму Татьяна Михайловна. Родился 14 марта 1978 года в городе Усть-Илимске Иркутской области в семье инженера и учительницы.

Маша не верит, недовольно поджимает губы и хмурится.

— Это в Сибири такие большие пенсии? — Нервно запустив руку в волосы, она медленно выдыхает. — Послушайте, Илья Глебович… — спотыкается о мой взгляд, раздражённо прищуривается. — Вы… рассказать, что должна знать девушка, с которой живёшь пять лет?