Кажется, Киров недавно сменил прическу. На конкурсе носил другую. Теперь волосы лежат волной набок, без четкого пробора, а снизу по-солдатски коротко. Цвет остался натуральным, темно-ореховым.

Проезжая мимо нашего учебного корпуса, он оборачивается на меня и снова улыбается, сдержанно, но вкрадчиво. Все еще извиняется глазами.

– Я тебя отвезу в хорошую клинику, в которой сам лечусь. Там классные врачи. Не переживай, тебя полностью осмотрят. Я все оплачу, – он тараторит, переведя взгляд на окно. В голосе дрожит волнение. – И компенсацию морального вреда возмещу.

– Не нужно компенсации, – отвечаю спокойно.

Я все-таки сама торопилась и добегала уже на красный. В этом столкновении мы оба виноваты. Будет несправедливо требовать с него сверх того, что он уже предложил.

– Нужно. Я тебя напугал. И боль причинил. Прости, пожалуйста. Просто… – он вскидывает голову и выдыхает громко, – …у меня день рождения сегодня. Все поздравляют, я и отвлекся. Извини.

Мы встречаемся взглядами. Секунды две хлопаем друга на друга глазами.

– Поздравляю, – додумываюсь я.

Произношу это обыденно. Таким тоном обычно не поздравляют, не с днем рождения, но я искренне не испытываю радости от его праздника. И он отвечает так же дежурно, без эмоций.

– Спасибо, – кивает и отворачивается к дороге, словно цель нашего глупого разговора достигнута.

Я подтягиваюсь ближе к окну и сую руки в подмышки.

Пока тикают секунды в красном кружке над нами, Киров стучит пальцами по рулю. Все еще на взводе. Я сижу, не двигаясь, хотя нога ноет, и хочется сменить положение. Почему-то я себе этого не позволяю, наоборот, только сильнее вжимаюсь в кресло. От его нервозности и мне неловко.

– Я виноват и все компенсирую, – Киров смотрит на меня вместо того, чтобы следить за дорогой.

Интересно, какая я по счету жертва его невнимательности? Таким макаром, пока мы доедем до клиники, нас тут целый салон наберется.

– Хорошо, – пожимаю плечами. Если ему так хочется.

Я быстро догадываюсь, почему Киров такой суетливый. Испугался, что папа его покарает за эту аварию. Он ведь дружит с Палкиной, которая наверняка ему обо мне рассказывала, про Матвея в том числе. И он в это поверил. Еще один дурак.

– Только зла, пожалуйста, не держи, – Киров серьезен. Говорит уже без улыбки. Выпрашивает прощения, а я даже не обижена.

– Просто отвези меня к врачу, и разойдемся.

– Ладно.

Меня отвлекает телефон.

Денис Перфильев: «Яна, ты не придешь сегодня?».

Черт. Мы ведь должны были вместе доклад рассказать по истории искусств. Бедный Денис. Придется ему за двоих отдуваться.

«Я поскользнулась и ушиблась. Сейчас еду в больницу», – отписываюсь без смайлов, чтобы он не думал, типа я ему в друзья набиваюсь. Хотя папа, наверное, только бы обрадовался, если б я с таким отличником подружилась. Но Денис все равно его боится. Не буду пугать лишний раз.

«Оу, – приходит от него сразу, а затем почти минуту длится пауза. – Надеюсь, не сильно. Поправляйся скорее».

«Точно не умру. Извини, что подвела с докладом».

Вместо полноценного эмодзи я высылаю обратные скобочки – показать, что мне действительно совестно.

Денис отвечает тем же – скупой скобкой вместо улыбки, и добавляет: «Ничего страшного».

Все мое общение с однокурсниками так и проходит после зимней сессии. Матвей всех напугал, а меня проклял. Теперь они уверены, если со мной связаться, то отчисления не миновать. Глупые люди. И Гурская там всем наговаривает.

Судя по тому, как трепещет передо мной Киров, вся академия об этом судачит. Несомненно, в нашей группе есть специальный чат, где остальные перемывают мне косточки. И я почти не сомневаюсь, что Гурская там пуще всех меня хает, а другие поддакивают, не разбираясь.