Phallus

На куст парной мочою

стремлённою людской

он брызжется струёю

с весельем иль тоской,

с нуждою иль дурачась;

то каплет гной-свеча,

то в холоде чуть прячась,

всё ждёт весны, луча;

то виснут с него слюни

в интимно-длинный миг,

то высит плотно, юно

главу в налитый пик;

то кожицей играет,

то снимет капюшон,

то прячется, ныряет

в чужой мех, слизи, тон;

то в тряске, то в покое,

прижавшись к двум друзьям,

бытует… Но о коих

во слух сказать нельзя…

3 в 1

Девочка, кратная слову

"лучшая", "чудная", "шик",

склонна к тушению плова;

чей утром дивнейший лик.

Знает, где водятся ноты,

где ещё больше тех нот.

Миксом тепла и заботы

тихо, просторно живёт.

Девушка – плавная лодка,

с коей плывётся легко

в ясном течении, ловко;

с коей нырнуть глубоко

даже ни капли не страшно.

С нею желанье – взлететь,

быть и серьёзным, дурашным,

молча идти иль звенеть.

Женщина с пробою веской,

к коей по рифам приплыл;

яркая, даже без блеска,

высшая, хоть и без крыл!

Просвириной Маше

Клубника

Букетом кожаных стеблей

в сухой, неузкой вазе

застряло пятеро парней

в пикантно-рваной фазе.

Но кинолента всё бежит,

снимая акт экранно…

А ты, как будто бы лежишь.

Иль так стоишь престранно?

Занятный фильм и ремесло

до зуда, спада, крови!

Со стоном тигров иль ослов

пыхтят в труде герои.

И наслаждаясь будто, в такт

поёшь в их потном хоре,

в ролях, костюмах, сотнях дат,

в мажоре, то в миноре,

и без антракта. Зов "на бис"

средь сцен и состязаний.

Пока ты лучше всех актрис,

ударник сос-терзаний!

Но дрябнет вид и голос, вход,

и слабнет статность львицы.

Придут на смену в скорый год

новей сюжет, певицы.

И будешь ты в экран смотреть,

как сотни миллионов,

в пустой квартире, лицезреть

на игры своих клонов…

Утиль

В утиль металл и пластик

и целлюлозный хлам,

чтоб дать им снова шансы

служить друг другу, нам;

чтоб не мешали стёкла.

Вещей круговорот.

От малости до блёклых -

таков закон природ.

Мир – божье одобренье.

Он в каждом миге прав.

Вся смерть, как удобренье

для древ, живых и трав.

Но старь – не жизнь, не гибель, -

застывший серый миг,

что к новому носитель,

иль пред ничем тупик?

Зачем сей быт, ненужность?

Чтоб в болях бедно жить,

чтоб очередь и хмурность,

бубнёж и вонь творить?!…

Мерин

Спокоен, учтив и причёсан

в забеге ль, ходьбе по полям,

и склонен к сонливым заносам

и болям фантомным в корнях.

Без чувства к кобыльям заискам

и взмахам манящим хвостов,

к болезне-беременным рискам,

и лишь шевелящий ростом.

Смиренный под всадником, в сбруе,

и к дракам запал вмиг прошёл.

Как конь ломовой, и по кругу

без устали, даже без шор

шагает, что евнух в уныньи,

домашний пустой жеребец,

бескрылый Пегас без гордыни.

Всем подвигам, роду конец.

Криз

Огонь невытекшего гноя

гудит, кипит, кусает, жжёт.

И вот уже смотрю в окно я,

спасенье будто даст прыжок

и облегченье, пусть лишь телу,

что уж измучилось в беде,

в поту агонии, расстрела

по каждой жиле, стороне.

И резвый тремор бойко скачет,

поганя вид, являя криз.

Душа исплаканная плачет,