Получив в свои руки колоссальную власть, Ставка превратилась в политический центр с немалым самостоятельным весом. На пользу России это не шло. Так, активность ставки осложнила и без того запутанные национальные отношения в стране. Один из современников, помощник Управляющего Делами Совета Министров А. Н. Яхонтов, к примеру, одной из самых фатальных для российской государственности мер назвал создание с одобрения Николая Николаевича польских легионов, а вслед за тем – армянских, латышских и прочих национальных формирований[190]. Совет министров как мог противился инициативе военных, но был бессилен. Без согласия кабинета министров во внутренние области были выселены немцы-колонисты, совершены другие непродуманные шаги[191].

Неумелая пропаганда, ведущаяся Главковерхом и от его имени, очень скоро серьёзно повлияла на восприятие войны обществом. Прежде верховная власть целью участия России в войне провозглашала защиту братьев-славян и чести Отечества. Это встречало понимание даже у классов, наиболее глубоко воспринявших революционные идеи. Однако с началом боевых действий в воззваниях Верховного главнокомандующего начали звучать уже «активные», а не сугубо оборонительные лозунги. Теперь целью войны провозглашалось «собирание» славянских земель «под скипетром русского царя». Хотя это полностью отвечало вожделениям русской либеральной буржуазии, стремившейся к расширению рынков сбыта, обществом в целом захватнические цели приняты не были.

Некоторые современники, к примеру, бывший министр просвещения П. Н. Игнатьев, оценивали обстановку в стране как полную «разруху власти». Другой очевидец той эпохи, известный специалист в области государственного права Б. Э. Нольде, говорил о ситуации 1915 года как о «первой трещине исторического русского государства»[192]. Вероятно, эти обстоятельства, а не только неудачи на фронте, тоже сыграли свою роль в принятии Николаем II решения о взятии обязанностей Верховного главнокомандующего на себя. Это в какой-то мере консолидировало гражданскую и военную власть. Но и позже конфликт между правительством и Ставкой сохранял известное «двоевластие»[193]. Кроме того, как замечали некоторые современники, такие как министр иностранных дел С. Д. Сазонов, отъезд царя в действующую армию способствовал разложению правительства[194].

Создавшееся положение, опасное для страны, оказывалось, тем не менее, на руку оппозиции. Она очень быстро нашла общий язык с некоторыми военными, недовольными тупостью и неповоротливостью существовавшей власти. В обход кабинета министров земские и городские союзы, ставшие оплотом оппозиции, получали от Ставки фантастические заказы с многомиллионными авансами. Чем сложнее становилось положение в стране, тем настойчивее некоторые военачальники рекомендовали царю пойти на сотрудничество с Думой. Небезызвестно также, что отдельные военные ближе к развязке драмы стали задумываться о перевороте и даже помышлять о цареубийстве. В этом они имели сочувствие не только либералов, но и дипломатов «стран-союзниц»[195]. Не имея доминирующего влияния на кабинет министров, оппозиция, по сути, получала своё «правительство общественного доверия». В стране складывался политический центр, способный сыграть важную роль в перераспределении власти.

Политическую борьбу в верхах в этот период 1915–1916 гг. прежде объясняли в рамках концепции «двух заговоров»[196]. Один заговор «чёрных сил» был, якобы, направлен на сепаратный мир. Его корни искали в семье Императора и его ближайшем окружении. Своим рождением миф о «заговоре тёмных сил» обязан, в первую голову, сознательной дезинформации общества со стороны Прогрессивного блока