– Ты поедешь через Тверь. Возможно, ты застанешь их там, Георг часто наведывается в Тверь с инспекциями. И потом, ты можешь отправить надежных людей, – подсказала императрица.

– Не волнуйтесь, ваше величество, мы все уладим, все уладим…

– Ты поедешь в Москву, – Мария Федоровна неожиданно перевела разговор на другую тему, – увидишь графа Ростопчина. Он молодец, такой молодец! Но совершенно потерял голову! Ему всюду мерещатся заговоры, шпионы! Он вцепился мертвой хваткой в какого-то купеческого сынишку по имени Верещагин, требует самого сурового наказания! Андрей Васильевич, ты уж там разберись с ним. В Петербурге все уверены, что дело пустяковое! Молодой человек просто попался Ростопчину под горячую руку.

– Непременно, ваше величество, непременно.


Генерал Вилсон прогуливался в парке, заложив руки за спину.

– Моцион пошел на пользу. Я вполне готов к новому обеду, как раз получил приглашение от ее величества Елизаветы Алексеевны, – с гордостью сообщил он.

– В путь! В путь! – с нетерпением воскликнул я.

Из Павловска мы заехали за моим камердинером. По дороге я вкратце объяснил Жану, что предстоит разыграть двоих роялистов, сбежавших от революции в Англию, а теперь приветствующих возрождение монархии во Франции, пусть и в лице Наполеона.

– Смотри! Не вздумай назвать меня барином! – напутствовал я мосье Каню. – Обращайся ко мне запросто – Андрэ и все. Для поляка я буду мосье Андрэ де Воланс.

Гостиница представляла собою две большие избы. Мы вошли в сени, соединявшие эти избы, Вилсон повернул на правую половину, и мы оказались в общем зале. Трактирщик с сальными волосами поднял на нас полусонные глаза с надеждой, что мы сей момент растворимся в воздухе и ему не придется прерывать сон.

– Не тревожьтесь. Мы идем к господину Гржиновскому, – успокоил его Вилсон.

И не останавливаясь, мы направились к лестнице. Трактирщик ленивым взмахом руки послал за нами подростка, а сам вновь погрузился в дремоту. На втором этаже я забрал у полового фонарь, Роберт сунул ему монетку, а я сказал:

– Ступай себе. Мы сами знаем номер.

Мальчишка поднял на нас глаза, имея намерение отблагодарить нас, но тут дремотная скука и на него накатила, и с потухшим взглядом он потащился вниз.

На небольшом пятачке оказалось четыре двери. Вилсон постучал в крайнюю по левой стороне. Прошло несколько секунд, но никто не ответил.

– Спит, – произнес Роберт и постучал сильнее.

И вновь мы напрасно прождали целую минуту. Нехорошее предчувствие охватило меня. Вилсон поднял руку, чтобы постучать в третий раз. Но я опередил его, попросту толкнув дверь. Она отворилась.

– Жан, постой здесь, – велел я мосье Каню.

Я поднял фонарь, и мы с Робертом вошли внутрь.

В скромной комнатенке слева находился платяной шкап и железный рукомойник. Справа – узкая кровать. Прямо напротив входа блестел сумеречной синевой прямоугольник окна, выходившего на Невский. Перед окном стоял стол. За столом, уткнувшись лбом в столешницу, сидел постоялец. Из-под его левой лопатки торчала рукоятка ножа.

– Приятный сюрприз! Ничего не скажешь, – промолвил я.

– Скорее! Уходим отсюда! – Вилсон схватил меня за руку.

– Не спеши, – остановил я его. – Пан Гржиновский уже не опасен.

– Я не хочу, чтобы меня застали здесь, – сказал Роберт.

Я осветил пол и нащупал засохшую кровь.

– Бежать за убийцей поздно, – промолвил я. – Он уже далеко отсюда. Похоже, тот же злодей, что и проник в мой дом.

Я приоткрыл дверь, выдал мосье Каню деньги и приказал:

– Жан, ступай вниз и потребуй самого лучшего вина. Оставь хозяину на чай половину стоимости бутылки. Не вздумай прикарманить эти деньги, я проверю!