– Все сам увидишь и сердцем поймёшь! Все здесь, все рядом и вокруг! Дар художника сам укажет путь. Он начинается там, – сказал старец, указав на дверь капеллы
Слова старца ввергли Бембо в ступор. Он с трудом понимал, о чем идет речь, но вся странность сказанного заворожила живописца. Но, как художника с цепким взглядом, Бонифачио резанул контраст между тем, во что был одет старец: почти в рубище, и ухоженностью бороды и длинных пальцев рук…И как он вообще проник в Corte Ducale?! .Ну да ладно… Пути Господни неисповедимы..
– Успеешь до конца этого 1452 года- спасешь мир Возрождением! – вещал старец. – Император, коронованный в Риме, станет последним; папа-миротворец вскоре уйдет как папа-работорговец; Второй Рим падет и не будет ему спасения! Италия на 40 лет обретет мир!
Вонифачио, ошарашенный таким пророчеством, окончательно перестал что-либо соображать, впал в ступор и не заметил, как старый еврей ушел. Художник в смятении спешно покинул пределы капеллы, даже не дав распоряжений своим мастеровым. Глоток свежего воздуха! Всего лишь глоток! «Что это было?» отчаянно пульсировало в голове Бембо.
А на просторной пьяцца д’Арми бурлила жизнь! Праздновали недавние победы Милана на поле брани. Великодушный Герцог объявил амнистию, и город заполонили толпы разного люда почти со всей Северной Италии, новый центр мира XV века ликовал. Теперь Милан заступил на место Генуи в соперничестве с Вечной Республикой La Serenissima за пальму мирового первенства!
«Бембо начал новый путь! Оглянуться не забудь! Ты разуй свои глаза и увидишь номер два!» – пронзительный визг резанул слух Бембо прежде, чем он увидел источник звука: то ли нищий, то ли убогий, а может и то и другое; он весь был цвета грязи. Понять во что он был одет или вернее раздет, было невозможно, но перепачканное молодое дикое тело, перья в копне немытых кудрей и лохмотья неопределенного происхождения, едва прикрывающее срам, настолько гротескно дополняли друг друга, что сие увиденное даже не только не покоробило высокое чувство Прекрасного живописца, а наоборот возбудило живой художественный интерес. Лучезарный блеск небесно-голубых глаз Свободного Духа и его белоснежный остервенело гавкающий маленький четвероногий спутник лишь усиливали этот контраст, происходящее гипнотически завораживало. «Как хочется это запечатлеть» промелькнуло в сознании Бембо.. Первая карта есть! Il Matto! Как дубиной эта мысль разбила невидимую хрустальную стену между мирами восприятия, как иглой пронзила и прошила разорванную тонкую ткань событий и времен! Начало положено!..
Чудо в перьях стремительно умчалось также как и неожиданно появилось минутой раньше.
Ярмарочная торговля всякой снедью сворачивалась, и площадь готовилась к фееричному представлению флагоносцев в честь победы герцога над маркизом Монферратским у Алессандрии. Среди этой суеты ярче всех выделялся персонаж в красном. Il Bagatto! Фокусник-шарлатан со своим нехитрым скарбом для привлечения и развлечения зевак игрой в «шарик и чаши» («наперсток»), где нужно угадать, под какой из трех окажется стремительно перемещающейся шарик в умелых руках артиста. На его лотке был весь инструментарий мастера: сами чаши и шарик, горстка монет, нож, посох, и соломенная шляпа "Cappello di Paglia", к которой он периодически призывно тянулся свободной от манипуляций рукой. Весь облик фокусника притягивал своей яркостью и необычностью. К нему тянуло и хотелось подойти ближе все рассмотреть в деталях, даже если и не собирался принять участие в этой афере. Верхняя бархатная туника (котта) и штаны-шоссы были модного красного цвета, а нижняя рубаха (камиза) – благородного зеленого, что создавало иллюзию, что перед вами знатный сеньор, волею судеб оказавшийся на улице. Но вот длина носов его красных пулен всего в одну ступню выдавала в нем горожанина хоть и зажиточного. Самым примечательным и сбивающим с толку был его головной убор из дорого бархата: своего рода тюрбан зеленого цвета, поверх которого надета сложенная вдвое красная шапка со складками; один в один как у первого маркиза Мантуи Джанфранческо Гонзага, почившего 8 лет назад в свои 49 лет..Тюрбан был так искусно завязан, что создавал оптическую иллюзию нескончаемых горизонтальных восьмерок. Казалось, что только соломенная шляпа на его лотке была лишней в этом аттракционе. Но это только казалось. Фокусник периодически прикасался к ней, тем самым отвлекая внимание от игры. Но Бембо увидел в этой Capella di paglia нечто большее чем просто соломенную шляпу: от нее веяло каким-то символизмом взаимодействия всех сословий: ее носили и крестьяне в полях и дворянство на охоте, и кондотьеры на войне, а будучи протянутой к плебсу , она наводила Бембо на разного рода ассоциации: ведь без Popolo ни дань не собрать, ни мятеж спровоцировать. «Видно прибыльное дело у этого непростого сеньора..» – усмехнулся Бембо и решил поближе подойти к этому интригующему персонажу. Протискиваясь сквозь толпу, Бонифачио вдруг услышал заунывные звуки волынки, доносившиеся с другой части площади. Необычная мелодия гипнотически овладела сознанием и вниманием художника, как тот индийский факир подчиняет себе кобру своей флейтой. Бонифачио решил направиться туда посмотреть, что там так печально, но заманчиво звучит. То был театр танцующих кукол магателли. Бембо еще не видел подобного. Прежде чем вникнуть в сюжет этого представления, судя по музыке трагического; пытливый ум Бонифачио принялся изучать хитроумность театральной инженерии. Два сицилийца, чей акцент сквозил в песнопении, совершали явные чудеса с тремя деревянными куклами. На землю была положена толстая, гладкая доска, с одной стороны которой торчал штырь. Один конец веревки был привязан к этой деревянной стойке, другой к ноге кукольника, играющего на волынке. На веревку были нанизаны три фигурки: одна женская и две мужских. Движением ноги он дергал веревку, заставляя кукол размахивать руками, качать головами, шевелить ногами, делал все, чтобы они жили. Куклы как и сам сюжет были очень необычными для уличных представлений. Не было уморительных шуток и комических персонажей. На сцене разворачивалась драма с реальной исторической подоплекой времен так называемого папы Ионна VIII. Легенда гласит, что в IX веке нашей эры после папы Льва IV под именем Иоанна VIII на папском престоле сидела женщина. Ещё в детстве Агнесса, так звали эту девушку из Майнца, была привезена своим другом в Афины, в мужской одежде, и там показала такие успехи в учёбе, что никто не мог с нею сравниться. Она в обличие мужчины прибыла в Рим, стала преподавать там науки и этим привлекла внимание учёных мужей, не вызывая ни малейшего подозрения в своей идентичности. Она пользовалась величайшим уважением за безупречное поведение и невероятную эрудицию и в конце концов была избрана в папы. Но природа взяла свое! Агнесса влюбилась в одного из своих верных слуг и забеременела. Долгое время ей удавалось скрывать сей факт под пышными папскими одеждами, но, как оно часто случается, тайна раскрылась в самый неподходящий момент. Она родила дитя во время шествия от собора св. Петра к Латерану, где-то между Колизеем и базиликой Св.Климента, и умерла почти в тот же момент, и говорят – похоронена на том самом месте. Теперь папы избегают этой дороги в своих процессиях; многие думают, что это из-за отвращения…Бембо застал театральное действие в момент, когда после смерти папы Агнессу избирают на папский престол, она начинает скучать, появляется испанский посланник, её старый товарищ по учёбе, который грозит ей разоблачением; она становится его любовницей, беременеет и умирает при родах во время мессы… Дьявол ее уносит… Люди, столпившиеся вокруг уличных актеров, не сдерживали слез и эмоций и не скупились на вознаграждение звонкой монетой. Бембо заметил, что куклы в их яркой южной раскраске не очень соответствовали образам папы, папессы и ее любовника и были предназначены для более жизнерадостной постановки. Но трансформация папы в дьявола в финале восхитило всех. За это можно простить все несостыковки в подаче сюжета.Гениально! Неожиданно Бембо вспомнил еще одну историю, но уже из рода Висконти… Почти двести лет назад в 1260 некая Гульельма, дочь короля Богемии Оттокара I, приехала в Милан. Была женщиной религиозной, но проповедовала свою версию христианства, осуждала предрассудки о неполноценности женщины, которые тяготели над прекрасным полом с начала христианства. Женское тело, принимаемое только как средство деторождения, стало в трактовках Гульельмы средством спасения и искупления. И, как таковая, женщина могла воплощать в себе Святой Дух, поскольку Бог создал мужчину и женщину как два существа равного достоинства. Она проповедовала, что пришла во Спасение и особенно тех, кто не принадлежит Церкви, особенно евреям и сарацинам. И кто бы мог представить, что в день ее смерти, в день Св. Варфоломея, 24 августа родится культ «Святого Духа», и возглавит его двоюродная сестра Матео Висконти, правителя Милана из гибеллинов, Майфреда да Пировано. Не просто возглавит гульельмитов, но и провозгласит себя Папой! Такое богохульство незамеченным пройти не могло! «На костер!» – кричали папские инквизиторы. Сожгли всех последователей культа и даже эксгумированные останки Гульельмы.. Не пощадили и Майфреду, не взирая на знатность ее происхождения и заступничество ее кузена. Противники Висконти, знатный клан делла Торре, тогда открыли новую главу в давней междоусобной борьбе между семействами, которая также сопровождалась взаимными обвинениями в ереси. Но по иронии судьбы колесо Фортуны имеет свой невероятный ход: еретичество Гульельмы запятнало проклятием карьеру ПЕРВОГО лорда Милана Маттео Висконти, но как всякое проклятие, прошедшее фильтрацию через поколения рода, энергетическим бумерангом возвращается со своими специфическими дарами: Судьба вознесла на небывалую высоту ПОСЛЕДНЮЮ из Висконти, пресветлейшую герцогиню Бьянку Марию Висконти (1424-68), жену Великого Франческо Сфорца. Papesata будет имя еще одной карты! – твердо решил Бембо. «Коль есть карта Антипапы, то должна быть и карта самого Папы. Только какого из пап изобразить? Мрут как мухи..»– удовлетворенно резюмировал Бонифачио. А не плохо все складывается! Бембо понял, что втянулся в этот неожиданный эзотерический квест и с волнением, даже трепетом, ждал встречи с грядущими знаками судьбы.