– Чёрт! – я подскочил к пациенту и положил руку ему на лоб, запрокидывая голову.

– Время, – Саша опустил руки. – Денис Викторович, – он тронул меня и чуть не получил ларингоскопом в лоб.

– Что тебе? – рявкнул я, разворачиваясь.

– Время. Посмотрите на свой значок. – Я перевёл взгляд на змею. Она уже не сверкала зелёным светом. В последний раз мигнул ярко-красный сигнал и потух. – Он умер. – Я помотал головой и снова запрокинул голову Славика. – Не нужно, он умер, его уже не вернёшь.

– Нет, мы… Монитор продолжал выдавать прямую линию. Таня подошла к нему и выключила, чтобы он не раздражал нас своим воем. – Но, как же… Как же так? – я опустил руки и посмотрел на часы. Ничего себе! Прошло уже двадцать минут от отпущенных идеальных шести на реанимацию. – Почему он умер? Что произошло?

– Не знаю, – вздохнул Саша, забирая у меня из рук неиспользованный набор для интубации. – Александр Савельевич скажет. Но пациенты иногда умирают. Мы не боги и не можем спасти всех.

– Саш, иди Вовку вызови и Белову сообщи. А я тут порядок наведу, – мрачно сказала Татьяна.

– У него родственники есть? – спросил я. – Кому-то сообщить можно?

– Нет, – Таня покачала головой. – Сосед он мой. Всю жизнь бобылём прожил. Как родители померли, так и вовсе один остался. Даже собаки с кошкой не завёл. Хоронить за счёт посёлка будем, – на мгновение остановившись возле кушетки, она посмотрела на Славика. – Ну что же ты так неаккуратно-то? – она покачала головой и принялась снимать с него электроды и убирать внутривенный катетер. Я же тупо стоял и смотрел в одну точку, не понимая, что же мне теперь делать.

– Денис Викторович, карту для Белова заполните, – в приёмник снова зашёл Саша. – Во сколько диагностировали смерть, во сколько прекратили реанимационные мероприятия, предварительный диагноз…

– Я не знаю диагноза, – встрепенувшись, поднял на него уже более осмысленный взгляд. – Я даже предположить не могу, что с ним произошло. ТЭЛА? Да, возможно, – я нахмурился. – Массированная ТЭЛА в принципе могла привести к одновременной остановке кровообращения и дыхания. Цвет кожных покровов не изменился, а это характерный признак, так что не похоже. Скорее всего, один из тромбов улетел прямиком на дно четвёртого желудочка. Фибрилляция же была, а во время остановки ЭКГ не снимали, поэтому монитор мог и не показать. Да, так, похоже, и было, – пробормотал я, садясь за стол. Татьяна ненадолго отвлеклась от подготовки Славика к транспортировке и протянула мне официальный бланк, который нужно было заполнить для патологоанатома.

– Можно дать вам совет, Денис Викторович? – Саша сел на соседний стул, глядя, как я быстро заполняю карту.

– Говори, – ответил я, пытаясь в свой предварительный диагноз втиснуть совершенно нормальные анализы.

– Съездите на вскрытие. Белов – хороший мужик. Он вас мурыжить не будет, всё расскажет и покажет. Вы же должны знать, что с Бобровым случилось, чтобы в следующий раз хотя бы попытаться спасти, если, конечно, это вообще возможно.

– А это можно сделать? – спросил я, нахмурившись.

– Да, – Саша пожал плечами. – Во всех инструкциях рекомендуют лечащему врачу присутствовать при вскрытии, чтобы избежать недопонимания. А Белов ещё никого не выгонял. Говорю же, хороший мужик.

– Я, пожалуй, так и сделаю, – поставив точку в сопроводительных документах, развернулся вместе со стулом и бездумно смотрел, как Татьяна ловко и явно не в первый раз, подвязывает челюсть покойному и связывает руки на груди. Ну да, скоро же гипертонус мышц начнётся. – Мы вот прямо так поедем? Ночью?

– Ну не оставлять же его здесь, – вздохнул Саша. – Пока доедете, пока всё оформите, уже и утро наступит.