Они шли по коридору. Одна старая и закутанная в несчетное количество юбок, похожая на матрешку цыганка шла, чуть припадая на одну ногу, а рукой придерживала плотно набитую черную поясную сумку. Она была хмурая и деловитая, и именно ее трескучий голос оповещал всех о возможности узнать свою судьбу. Рядом с ней шла девушка, примерно моя ровесница, ее длинные серьги переливались на солнце, потому что волосы она плотно стянула платком, и было в ее образе что-то от пирата: то ли ухмылка, то ли дерзкий взгляд, то ли жажда во что-нибудь ввязаться.

Шаг был неровный, потому что у каждого купе они чуть останавливались, звучно произносилось «Погадаю!» А дальше все зависело от аудитории. Кто-то бубнил «Проваливай!», другие визгливо кричали «Денег нет!», некоторые вяло поддавались на уговоры, и тогда уже у старой гадалки как по волшебству появлялись в руках карты, она чуть задерживалась, протискиваясь в двери купе, потом наступала тишина, и через несколько минут она выходила, придерживая рукой сумку и припадая на одну ногу. Ее спутница не произносила ни слова, только зорко оглядывалась и впитывала все, как котенок, которого мама-кошка вышла учить ловить мышей.

И двигалась эта крошечная процессия в нашу сторону. Я все громче слышал «Погадаю!», все отчетливее слышалось бубнение соседей в духе «кыш», «прочь» и «черт побери». Мы с товарищем переглянулись, словно безмолвно спрашивая друг друга, какую версию стоит выбрать нам. Школьный знакомый покосился на форменную куртку, которую он повесил на крючок у окна: рядом висел его китель. Я не видел, но будто бы чувствовал, что под ним кобура. Мне казалось даже, что я отлично знал этот калибр, хвастливо подумал, что, вероятно, даже умею этим пользоваться лучше него, но вслух ничего не сказал, только пожал плечами. С цыганами шутки плохи, и мое детское воспоминание, как я назвался Витьком, снова всплыло перед глазами. Я вышел в коридор, оставив моего школьного знакомого самостоятельно отдуваться, если он вздумает решительно проявить себя, а сам оперся спиной о стенку и стал осматриваться. От двух дам меня отделяло всего несколько метров, и я смог их детально разглядеть. Платок, серьги, золотые зубы, чернявые глаза, кудрявые волосы… Но самым примечательным были карты. О, что это были за карты! Колода, которую старая гадалка держала в руках, приковала к себе мое внимание: с черной рубашкой, оттесненной по краям золотой канвой, с обратной стороны были картинки с животными – лось, волк, лисица… Это были не игральные карты, и таких не купишь в магазине, такие даже не привезти «издалека». Я сразу понял, что это та самая вещь, которая должна передаваться из поколения в поколение в семье магов и магичек.

Они уже закончили кричать «Погадаю!» в двери соседнего купе и приближались к нашему. Я вытянулся по струнке у своей стенки, глянул на рисунок платка, на кольца в ушах молодой девушки, и сам для себя внезапно выпалил: «Мне!»

Обе обернулись на меня. Секунду они оценивали ситуацию, а потом старая вдруг как рявкнет:

‒ Нет!

Я опешил. Как – нет?

‒ Я хочу знать свою судьбу! – возмутился я.

‒ Мали ли, что хочешь. Нет, – наотрез отказала она.

‒ Погадай!

‒ Тебе нельзя!

‒ Эй!

Старая выпучила на меня черные глаза, силясь напугать. Я был готов упираться, это стало делом принципа.

‒ Я возьмусь. Я смогу, ба, – вдруг выдала девушка.

«Ба» смерила ее тяжелым взглядом.

‒ Бери, – сухо согласилась она и протянула колоду тех прекрасных карт.

‒ Сколько?

‒ Червонец.

‒ Больше все равно нет.

‒ Знаю.

Мы вошли в купе. Мой знакомый обалдел, но ничего не сказал, только желваки заиграли на его щеках. Цыганка хотела сесть на его скамейку, предположив, что я размещусь напротив, но напряжение в купе было велико, и она выбрала мою полку, а рядом с другом сел я. Она сняла платок, рассыпав черные кудри, сгребла все со стола в сторону, разложила платок на столе и стала тасовать карты. Я знал, что с каждым движением рук работают и глаза. Она уже знала о нас все и, конечно же, знала весь наш багаж, включая китель, висевший на крючке.