На следующее утро я понял, что тетрадка мне не нравится. На кой черт мне цитаты? Пересказывать я их не буду, ссылаться на автора тоже, да и признаваться, что у меня вообще есть что-то подобное, тоже как-то не хотелось. И вряд ли моя маман станет этим гордиться, все-таки ее сын я, а не автор ремарок на латыни…
Я был разочарован этим опытом, хотя он и послужил большему делу: свою тетрадку я все-таки завел. Писать крупные рассказы у меня не было времени, поэтому я просто записывал очерки и зарисовки, которые однажды планировал (или как раз-таки не планировал) переделать во что-то масштабное. Это было забавно, потому что рядом с какими-то мимолетными идеями я отмечал и глубокие, тревожащие меня мысли. Перечитывая это причудливое соседство, я вдохновлялся еще больше, думая, что однажды из этого всего обязательно выйдет что-нибудь путное.
Через какое-то время я явно ощутил, что моему творчеству чего-то не хватает. Было довольно сложно определить, чего же, потому что в школьный период писанины в целом хватало, а в летнее время у меня часто хромало вдохновение, поскольку количество впечатлений и информации превышало способность сконцентрироваться. Но я старательно вел тетрадку, иногда просто перелистывая и даже записывая отдельные слова и словосочетания. Такие идеи были тоже хороши, но все чего-то не хватало. И я решил купить ручки. Конечно же, цветные ручки.
Мысли были разделены на категории, и на каждую – по отдельному цвету: синий, красный, зеленый. И в то время только начали появляться серебряные ручки. Я купил себе одну, сначала на пробу, а потом начал ею писать везде, залезая даже на поля: так она мне нравилась. Я даже решился однажды показать маман ряд своих выписок, желая впечатлить ее своей новой серебряной ручкой. Мать долго смотрела, хмурясь моему нетерпеливому сотрясанию тетрадкой, а потом выдала: «Карандашом писал? Цвет какой-то… Простой».
Я был поражен. Все ручки отошли на задний план, а на синюю я и смотреть не мог! Как вы понимаете, с тех пор я и люблю писать карандашом. Простой карандаш для меня как зеленый свет. Увидел заточенную головку – хватай и вперед, к великим цитатам!
Все мы меняемся, менялись у меня и тетрадки. Они все так и назывались – «тетрадки» ‒ но вид их определенно развивался. В какое-то время я очень увлекся блокнотами. Эти всегда были модные: обложка откидывалась или наверх, или в сторону, но всегда ‒ с твердым последним листом-спинкой. Был блокнот с подмигивающей девицей и даже с надписями по-английски. Они быстро кончались, как и мой настрой, поэтому эта эпоха прошла почти что бесследно. И вернулось желание завести тетрадку, когда мои дети пошли в школу. Это была странная зависть: у них такие красивые обложки, у этих свеженьких, новых, на кольцах, чистых листах для творчества. Я поступил очень мудро, горжусь собой: я купил несколько (признаюсь, исключительно под мой вкус и размером с альбомный лист) плотных тетрадей с разноцветными обложками ‒ конечно же, для детей, им же тоже надо записывать цитаты их любимых книжек, ‒ и предложил им на выбор, решив, что все, что не досталось им, останется мне. В хозяйстве все пригодится. Сын сразу отказался вообще. Дочь взяла темно-коричневую: спереди обложка была мягкой, едва ли плотнее обычного листа, а сзади имелась твердая картонка. Как она заявила, так удобнее писать на коленках. Я был полностью с ней согласен, хотя по всем правилам воспитания и должен был агитировать за исключительное письмо за столом. А мне досталась ярко-желтая, с изображением осени, на скрепках, а не на кольцах, на ней красными буквами было выведено “Notebook”. Юный мой писатель творил серебряной и золотой ручками, а я продолжил свою верную традицию пользоваться простым карандашом.