Занимаясь делом ограбления Плясова, Тарарыков действовал в соответствии со статьей 18‑й Уставной книги Разбойного приказа. То есть вначале проводил так называемый «лихованный обыск» – на деле это был опрос местных жителей. Так были вызваны и допрошены 63 атамана, 170 крестьян и 2 священника.

Разбойный приказ не собирался игнорировать происшествие с атаманом Тарасовым. Тарарыкову было велено найти убийц и доложить в Разбойный приказ, а с поручителей Тарасова (то есть с его заступника Львова?) взять штраф. Поскольку виновность Тарасова априори не вызывала сомнения, его имущество было приказано продать.

Допрос в Средневековой Руси

И вот через три года, в сентябре 1632 года, Тарарыков продавал имущество виновных. Покупателями были в основном атаманы и торговцы. Плясову полагалась компенсация за ущерб и потерянное имущество. И тут можно догадаться, что Тарарыков любил действовать в соответствии с порядком, но его помощники, судя по некоторым материалам, брали взятки, а за ними стояла преступная группа, куда входили и атаманы, и воеводы, и даже священники.

Глава ХХI Соборного уложения 1649 года трактует такое понятие, как «обыск» (ст. 29, 35, 36) или «большой повальный обыск» (ст. 35). Причем до введения этого уложения существовал обыск розыска, то есть – розыск разбойников определенной округи всей земщиной, и обыск суда – допрос жителей об известных им фактах. В 1649 году произошло соединение этих действий. А предполагаемая территория обыска была 15—20 верст.

Обычно такие действия предпринимались, если преступник пойман, но не сознается. Если он был пойман во время совершения преступления, то пытки к нему применялись с целью узнать, не совершал ли он до этого других правонарушений.

Итак, в 1627—1632 годах Н.Г. Тарарыков был воронежским губным старостой, и его «главной задачей был розыск и наказание разбойников, убийц, татей – «ведомых лихих людей», то есть наиболее опасных уголовных преступников».

Однако в 1632 году при исполнении обязанностей Тарарыков был убит в селе Глушицы. И его убийцами оказались воронежские бояре И. Соболев и А. Иевлев. Ни о какой мести речи не шло. Судя по всему, это было ограбление. Но почему бояре позарились на одежду седока и оснастку коня? Не мелковато ли для бояр? Или все-таки при Тарарыкове были деньги, вырученные при продаже имущества преступников по делу Плясова? Мы ведь помним, что весь сентябрь 1632 года он занимался реализацией конфиската.

Удивительно выглядит челобитная сына старосты, Ивана Неустроевича Тарарыкова, поданная в начале 1639 года: «под отцом убили: конь рыж – цена 15 руб., да с коня сняли седло и узду – полтретья рубли, да с отца сняли зипун сукно костряж – 4 руб., кафтан комчат двоеличен – 7 руб., да саблю булатною оправною – 12 руб., да шапку – 2 руб.».

Не цинично ли, что сын, потерявший отца, человека в городе уважаемого, требует возмещения ущерба за седло, уздечку и шапку убитого? Впрочем, с момента убийства прошло уже семь лет, и скорбь, очевидно, закончилась.

Да и 2 рубля за шапку в те времена были большими деньгами, если учесть, что денежный оклад Ивана Неустроевича, проживавшего в отцовском поместье, был 8 рублей. Младший Тарарыков имел и земельный оклад 250 четвертей.

Вдова губного старосты Авдотья Тарарыкова горевала три года, а в 1635 году вышла замуж за Трофима Ивановича Михнева, сделавшего хорошую карьеру при дворе: он одним из первых получил чин выборного дворянина. В приданое от жены он получил поместье в селе Чертовицком, а в 1651 году ему досталось и поместье его падчерицы Анны (очевидно, умершей) в селе Глушицы и деревне Пекшево.