Вот как рассказывает о войне долгожительница:

– Когда началась война, шел мне уже двадцатый год. Помню, как забирали сех [всех. – Авт.] парней… У нас в деревне тихо было: ни стрельбы, ничего. Не было страху, только роботали и роботали. Меня до войны отправили на курсы учиться на заведующую яслями. В яслях были женщины пожилые, их убрали, а молоденьких учили. К молоденькой дитя пойдет лучше, а уж старая женщина не то уже. Я в яслях четыре года проработала: до войны и год в войну. И в колхозе. Везде, везде роботала – и за мужика, и за бабу. Трактор был, комбайн. Молотили, убирали урожай в войну… Помню, 9 мая 45-го мы в огороде садили, тогда как-то теплее было. Ну и сообщили в контору, что кончилась война, а они – сем [всем. – Авт.]. Рады, конечно, были, что се [все. – Авт.] кончилось.

Сибирь и правда особый мир. Таким он оставался и во время войны, только трудиться и без того работящим сибирякам приходилось еще больше – за себя и за того парня, ушедшего на фронт. А может, за десяток таких парней.

Разумеется, удаленность региона от центральной части страны влияет на все. И объясняется это и историей, и климатом, и культурными традициями. Сибиряки, например, обычно считаются более выносливыми и настойчивыми людьми. Что неудивительно, учитывая суровые зимы и обширные сибирские просторы. Жизнь в тяжелых погодных условиях, вдали от крупных городов, формирует уникальные качества характера: самостоятельность, умение приспосабливаться к переменам и сильную связь с природой. Это заметно и по моей героине.

Мужа Валентины звали Константином. И он был для нее по-настоящему суженым – судьбой. Иначе говоря, не выбирала она его.

– Пришел солдат с войны – наш, деревенскай парень, у него ни родителей, никого не было. А мы жили: мама, папа, я и еще сестренка. И он к нам прибился, мы его приняли. И вот мы жили с ним.

– Вы по любви замуж вышли?

– Не-а, любоф кака? Мы с детства се [все. – Авт.] вместе, и работали в колхозе до войны, друг друга знали… Любить… Ну, любоф не любоф, пришлось жить вместе. Ну любили, конечно, какой-то любовью… Что-то я не знала про любоф…

– Не знали, что это такое? – улыбаюсь я.

– Сошлись – и ладно, – смеется Валентина.

– Он ухаживал за вами, комплименты делал?

– Нет-нет, не было такого раньше. Детьми играли, бегали друг с другом, но чтобы там друг друга любили или хахалей[6] заводили – не было такого… И до войны не было, а в войну некогда было эту любоф догонять. Мне пару лошадей дали, хлеб чтобы возила. Сено косили, жали, хлеб убирали, снопы вязали, суслоны[7] ставили, сушили, а потом собирали, молотили… Вот так и шло, и шло, и шло.

– Вы считали себя красивой в молодости?

– Если была бы красивая, и сейчас была бы красивая. Ну, такая была… чучело. Как сейчас.

– Стройная были?

– Стройная, как кошка лазила везде.

– Может, спортом каким по молодости занимались?

– Какой спорт?! С утра и до самого вечера работали – вот тебе и спорт. Надо еще скотину накормить, напоить, теленочка доглядеть, почистить. Вот так ходишь, ходишь, ходишь, ходишь. Ну, конечно, не одна я по хозяйству хлопотала, ребятишки пособляли, да и сам, сам муж-то мой. Но он на роботе же, не буить [не будет. – Авт.] сидеть дома с хозяйством. Сначала трактористом был, а потом чабаном[8]: пасет там неделю, живет, а потом дома бывает. Помогал, но се больше сама я делала дела по дому.

– Сколько у вас с Константином детей?

– Четверо, се [все. – Авт.] мальчики, девочек нет. Вот я и переживаю, плохо мне. Была бы у меня доча, мне бы легче было.

– Легче в каком смысле?