. Мама так сильно затрясла колокол, что распугала всех во́ронов в округе.

– Здесь я молилась, – начала объяснять она, – еще до твоего рождения. Просила, чтобы беременность прошла хорошо. И все сбылось – трижды!

На ее глаза навернулись слезы, поэтому я придержала язык. Но кажется, что-то все равно выдало мое отношение.

– Не кривись, ты же знаешь, что у нашей семьи дар. Вспомни историю бабушки! О кладбище!.. Слушай, чем-то мне эта квартира не нравится… Где, говоришь, про нее узнала?

– Ой, в одном из объявлений от университета, – отмахнулась я, отворачиваясь. – Смотри, вишни скоро распустятся!

Мама обожает цветущую сакуру.

* * *

На следующей неделе я переехала и начала обустраиваться.

Но если честно… мне сразу сделалось не по себе. Начать с того, что, как бы я ни прибавляла отопление, в квартире оставались места, где воздух оказывался ледяным, как в холодильнике, а когда я проходила через них, волоски на руках вставали дыбом. Вечер на второй-третий я заметила, что лампы, которые я вроде бы выключала, продолжали гореть. И наоборот. Я успокаивала себя тем, что на меня навалилось много хлопот. Зачисление в университет, да и привычные проблемы, вроде чувства, что мне нигде нет места.

– Возьми себя в руки! – шепотом повторяла я и пыталась игнорировать происходящее, сосредотачиваясь на своей новой жизни.

На одной из первых лекций на той неделе преподаватель психологии, говоря о воображении, процитировал известного японского писателя: «А размах мысли твоей превосходит просторы Японии».

Звучит вполне логично, правда же? Наш разум больше всего мира. В действительности Фудзияма всего одна, но в воображении может существовать множество ее сестер – красных острых пиков или голубых покатых холмов. Мы можем вообразить разные версии каждого прожитого дня и даже каждого встреченного человека.

Тогда я еще зацикливалась на объективных фактах и гордилась тем, что единственная в нашей семье не помешалась на гаданиях, историях о духах и НЛО. К подростковому возрасту я, как бы выразилась моя сестра, гордо носила звание скептика. Поэтому я продолжала игнорировать и странности со светом, и загадочный холод, просто пытаясь начать жизнь с чистого листа.

Потом, ночь на четвертую-пятую, вылезая из-под слабых струй душа, я потянулась за полотенцем и своими глазами увидела, как цепочка лампы внезапно опустилась – и комната погрузилась во тьму. Раздраженная и чуть растерянная, я дернула за цепочку – снова стало светло. «Проблемы с механизмом», – рассудила я, но сердце мое, движимое каким-то первобытным инстинктом, заколотилось, стоило мне повернуться к зеркалу.

А там… Ничего себе!

На запотевшем стекле было четко выведено одно-единственное слово – «окаэри», добро пожаловать домой, а рядом с ним расположилась улыбающаяся рожица, будто нарисованная детской рукой.

Я знала, что это не моих рук дело.

«О’кей, давай рассуждать логически, – подумала я, пытаясь утихомирить бешено колотящееся сердце. – Может, предыдущий жилец так себя подбадривал? А в прошлый раз зеркало толком не запотело, вот я ничего и не увидела».

– Такое же случается, правда? – произнесла я вслух, чтобы успокоиться, и…

ЩЕЛК! – свет в ванной снова выключился.

* * *

На следующий день у мусорных баков внизу я столкнулась со старушкой. Она сосредоточенно сортировала отходы, но, заметив меня, отвлеклась, улыбнулась и завела дежурную беседу.

– Меня зовут Акияма, – представилась она. – Рада знакомству. Скажи, если понадобится помощь.

– Хадзимэмаситэ. Приятно познакомиться, – ответила я и принялась обмениваться с ней типичными любезностями, но старушка внезапно посмотрела мне прямо в глаза и резко спросила: