– Не извольте сумлеваться; всё записываю, Митрофан Иванович; кто когда прибыл. Кто когда убыл. Больных, умерших.

– Это хорошо. Записывай тщательно, Паша. Да приглядывайся к новым людишкам. Нужен мне один человечек. Много про него не скажу – росту высокого, худощавый, средних лет. Имя может быть любое.

– Ну, Митрофан Иванович, – покачал головой чиновник, – Тут добрая четверть под такой портрет подойдёт. Может, ещё чего припомнишь?

– Может статься, что приедет с девчонкой лет двенадцати.

– Это ещё куда ни шло. С девчонкой-то оно приметнее будет.

– Ты, Пашенька, за всеми, кто похож будет, соседей приглядывать заставь. Чтоб всё тебе аккуратно докладывали: куда ходил, когда вернулся, чего принёс, о чём говорил. Ну, ты меня понимаешь. Очень важная это птица, проглядеть нам его никак нельзя.

– Понимаю. Будем стараться, Ваше высокородие.

Когда, отобедав у Герсевановых на Переселенческом пункте, отправились в обратный путь, Аладьин не удержался:

– Митрофан Иванович, а почему Вы Герсеванову сказали, что подозреваемый может приехать с девчонкой?

– Когда на совещании у ротмистра Никитина все преступные дела «Оборотня» обсуждали, заприметили такой факт: в отдельных случаях при совершении преступления фигурирует девчушка. По данным протокола из города Томска при краже в доме судьи была девчонка-сиротка лет десяти-двенадцати; попросилась в дом за милостыней. Пока прислуга сироту кормила, из кабинета судьи деньги пропали. И в одном случае из Тобольска тоже в деле была девчонка замешана. В доме богатого купца объявился страховой агент; купец тот решил ценные бумаги и бриллианты супруги застраховать. Сделку оформили, и надумали это дело отметить. Страховщик пришёл к купцу на званый обед с дочерью. Весь вечер был на виду у хозяев. А девчушка с хозяйскими детьми в прятки играла. Опосля ухода гостей, купец обнаружил, что все бриллианты из комнаты супруги похищены. В банке же подтвердили, что агента такого у них отродясь не бывало.

– Талантливо действует «Оборотень», – восхитился Аладьин.

– Да, мастерства ему не занимать, – вздохнул Новоселецкий, – Некоторые из жандармерии склонны полагать, раз «Оборотень» девчонку с собою по городам возит, то не приходится ли она ему дочерью?

– Возить с собою дочь в его положении не разумно, – заметил Василий, – Ребёнок – это уязвимое место преступника. Впрочем, нам это обстоятельство было бы на руку.

Вернулись в управление уже под вечер. В кабинете застали Лепихина и двух взъерошенных мужичков с побитыми лицами.

– Адащенко! Старый знакомый! – воскликнул весело Новоселецкий, – Кто ж это тебя так разукрасил?

– Обокрали меня, Митрофан Иванович, – подхватился тот, прижимая шапку к груди, – Обворовали в собственном доме! Вот он!

– Ничего я у тебя не крал! – тут же ощетинился второй.

– Кто таков? – строго спросил исправник.

– Сосед он мой, Макин, – пояснил быстро Адащенко, – У, ворюга!

– Я тебе сейчас за «ворюгу»!

– А ну, цыц, оба! – рявкнул Новоселецкий, – В полицейском управлении сидите, не у кума на блинах!

И, скинув кафтан с шапкой, деловито уселся за стол. Пригладил усы:

– Лепихин! Доложи обстоятельно, что тут произошло?

– Со слов гражданина Адащенко, вчера он «разжился» спиртом. И позвал к себе соседа Макина. Спирт разбавляли водой и пили. Вскоре назюзюкались и уснули. Наутро Адащенко проснулся – ни соседа, ни спирта. Пошёл к соседу на разборку. Вот они друг друга и расписали «под хохлому».

– Так-ак. В чём был спирт? – спросил Новоселецкий.

– Вот в этом бидоне, – Иван указал на жестяной бидон, что стоял на столе.

Митрофан Иванович открыл крышку бидона, понюхал. Удивился: