Мы остались с двумя врачами-акушерами и Леной в палате. Потом подходили еще врачи, и комната наполнилась незнакомыми людьми. Хорошо, что это был праздничный день, и не было студентов для демонстрации процесса родов.

Я чувствовала, как подходит схватка и надо тужиться, я держала свои ноги, сильно прижимая к себе, но сил в руках почти не осталось. Мне хотелось, чтобы врачи давили на коленки, но они смотрели только в промежность и подбадривали.

Больше всего я боялась в прямом смысле обделаться на глазах у посторонних. Моя подруга рассказывала, как рожала с мужем, и он был не стороны плеча с боку, а давил на ее ноги и в этот момент из нее все вышло. У них единение и связь до сих пор, и на сексе эта физиологическая оплошность организма не сказалась, но я слишком впечатлительная особа и эта картинка с естественным опорожнением стояла в глазах.

Сейчас во многих клиниках не принято ставить клизму, поэтому я за два дня до родов вставляла себе безопасные глицериновые свечи. У меня в голове, помимо страхов, во время схваток мелькала мысль, как бы родить без сюрпризов.

Медсестра ввела катетер и вывела мочу.

Я тужилась, врачей становилось больше, я прижимала ноги к себе, слушала врачей. Удивительно, в сериалах так истошно орут, матерятся, у меня в палате была тишина. Во-первых, акушерка сказала, что детей не надо пугать криками. «Они сейчас выполняют работу похлеще тебя, раздвигают черепом проход и ползут по родовым путям». А во-вторых, на крик уходит много сил и энергии, лучше сосредоточиться на каждой потуги. Потому что за одну минуту мне нужно сделать две-три потуги.

Первым появился Микаэль. Я не помню его первого крика. Его отнесли в кювез и облепили со всех сторон врачи. Потом акушерка объявила: «Сейчас продолжим» и я отчетливо помню свою мысль: «Говорят, не бывает безвыходных ситуаций, а они есть! Вот я хочу встать сейчас и уйти, а не могу, мне еще одного рожать».

Появился на свет Давид. Он родился в зеленой пленке, и врачи охали, сколько зеленых вод и слизи вышло.

Потом вспомнили, что надо записать время и посмотрели на часы со стрелками. «Вроде, первый в 21.26, я смотрела. А второй в 21.44», – сказал кто-то из присутствующих. Странно, что в палате не висели электронные часы. Но мне было все равно. Мне надо было потужиться, чтобы вышла плацента. Наркоз отходил, и я чувствовала подступающую боль.

Позвали маму. Мама бросилась к малышам, фотографируя, плача, обсуждая что-то с неонатологом, которая оказалась ее давней знакомой. Мне поставили капельницу физраствора и на время обо мне забыли.

«По Апгару у младшего 7», – сказала медсестра Лена.

– А это плохо? – про Апгар я тогда не знала ничего.

– Ну, видимо, ты в беременность болела. Ничего, это не страшно. 7 – это неплохо.

До середины прошлого века внимание врачей в родах было сосредоточено на женщине. То, что появившемуся малышу тоже может потребоваться срочная медицинская помощь, упускали из виду. Это часто заканчивалось плачевно. Пока американский врач-анестезиолог Вирджиния Апгар не создала шкалу, которая давала неонатологам быстро оценить состояние младенца в первые минуты после рождения и принять меры при необходимости.

Свое изобретение Апгар представила коллегам в 1952 году на специализированном конгрессе. Шкала получила одобрение и распространилась по всему миру, почти семьдесят лет спасая жизни крошечным пациентам.

Как это происходит в родовой палате? Неонатолог осматривает новорожденного и ставит оценку 0, 1 или 2 бала по каждому признаку. Эти действия повторяет через 5 минут. Если при повторном осмотре кроха получает более высокую оценку, значит динамика положительная. При нулевой или отрицательной – медики оказывают помощь. Всего 5 признаков – цвет кожных покровов, сердцебиение, рефлексы, мышечный тонус и дыхание. Что интересно, Апгар – впоследствии стала аббревиатурой данной шкалы в английской транскрипции.