А потом и вовсе чудеса начались! Исчез мир вокруг, замедлило ход свой время, необычайное волнение охватило всего его и повело… повело – к ней. Из ничего возникали речи-не речи и того и другой… себе же наперерез, опережая мысли, неслись неслышимо-невидимо, сталкивались в не-тишине подлунной, разлетались-распадались на отдельные междометия, буковки, рассеивались в туманах необозримых, которые застили окружающее торжественное житиё… Рассеивались, да… оседали куда-то… но тотчас вновь собирались, возрождая вечную маету броуновскую, круговерти-хороводы… и вытягивая из прежнего «ничего» нити-вязи, и мостили тропочки исповедальные во имя взаимности, обоюдности – за ради двоих?..

– Потерял я головушку с тобой… – ОН.

– Имябожец ты… – ОНА.

– Небритый, в пылюке дорожной… Куда уж боле!.. – ОН.

– Человече хороший! А дорожная пыль, вестимо, небо не коптит! – ОНА.

– Как дальше жить – без тебя??? Как??? – ОН.

– Другую найдёшь! – ОНА.

– Погибель найду! – ОН.

– Зачем я тебе? Чтобы потерять? Хотя… – ОНА.

– Да разве ж находят для того, чтобы потерять? – ОН.

– Я сама себя потеряла, лебёдушка вдовая, так что и терять нечего! Как не стало Павла, так и потеряла… А живу – ради них (На деток кивнула] – ОНА.

– Неужто и впрямь любила его? И за что?! Белогвардейца, графёныша?! Не по-ни-маю! И отчего мы раньше не встретились??? – ОН.

– Любила? Не знаю. Люб был, а любила, не любила?.. Мудрёно как-то… К праху не ревнуй только. К имени, к памяти не ревнуй! Лады? А что раньше не встретились, так, значит, и не разошлись! – ОНА.

– И не разойдёмся! – ОН.

– Сам себе не лги! – ОНА.

– Не хочу ничего и никого – только тебя! – ОН.

– Ведь не знаешь меня, не знаешь, какая я… – ОНА.

– Не хочу, боюсь знать! Какая сейчас – такая и есть. Приму! – ОН.

– Неразборчив, значит? – ОНА.

– Молчи…

По мере развития диалога странного приближался к ней. Притягивали луны глаз родниковых, примагничивала аура задушевная… и вся она, Екатерина Дмитриевна, приваживала-привлекала – не касалась, нет, конечно, но словно облегала вкруг него – объятно. Откровенно и тихо, тайно… несмело… Внезапно начавшись, неожиданно и закончился счастливый, безумный полубред ночной… Волна восторга блаженного окатила приливно, преогромно – и каплюсенечкой, былинкою – «ах!..» Трепетали губы не встретившиеся, звездопад воссиял и нужно стало желание загадывать спешно…

Слитный, сдавленный вздох… Непорочный стон-не стон в унисон… Из слов не слепишь ничего! Талант, шедевр… – их нет в помине. Есть ощущенье твоего безгласия в… родной! пустыне…

БЫЛО ЛИ ВСЁ ЭТО, НЕТ ЛИ??!

…Заря обдала розоватой пеной восток и дальше, дальше в путь-дороженьку многострадальную раскулаченные двинулись. Иван Евдокимович, суровый, жёсткий, раздавал команды направо-налево да матерился угрюмо. От злости не на самого ль себя? Он один – вру, ещё ОНА, знал… знали, какая неистовая нежность кромсала по живому плоть, душу, рвалась на люди, чтобы смеяться, гладить детей – чужих детей не бывает, утешать горемык в лихой, горький час и казнить себя за ошибки роковые – свои-не свои…

Екатерина Дмитриевна Серёжу на коленях держала. Тот кувыркался, прыгал, звонко лопотал на радость маме (о том, что приёмная, забудем, пожалуй…) Скрипели телеги, ржали лошадки… Тут и там вспыхивала было перебранка-перепалка словесная, инициатором которой нередко становилась неугомонная Пульхерия Семёновна, одначе вскоре и затихала, выдыхалась – дольше, «длиньше» делались паузы… выше, круче забиралось солнце, опаляя изгоев и гонителей их, выжигая надежды, выбеляя перекоры недавние… Казалось, пепел и прах, не колея малоезженая, волочатся полынной пустошью вдоль и мимо российских деревень… На одной из стоянок ночных, когда все они, конвойные и выселенные, похожие друг на друга неотличимо («Иногда мне здаётся, что это меня раскулачили и гонят взашей к чёрту на рога» – признался ЕЙ в сердцах ОН), уже достаточно далеко углубились вверх по Черемшану Большому, в направлении заданном, когда расположились привалом очередным под сыпким, косящим слегка дождичком, первым, кстати за время пути, в немотной шелестящей округе раздался надорванный, искательный и…