Однако, когда они с Тимом возвращались по той же дороге среди вишневых деревьев, Ник поймал себя на том, что думает о Саре Фонтейн. И не как о безутешной вдове, а как о женщине. Ее имя очень подходило ей. Сара с глазами цвета янтаря.

Ник тут же отогнал эти мысли. Из всех женщин Вашингтона она последняя, о ком он должен думать. Главным правилом хорошей работы Ник считал объективность. Чего бы ни касалось задание – выдачи виз или оспаривания заключения под стражу гражданина США, – иметь личный интерес – значит совершить ошибку. Нет, для него Сара Фонтейн – это всего лишь еще одно имя в документе.

И должно им остаться.

Амстердам

Старик любил розы. Ему нравился тяжеловатый запах розовых лепестков, которые он срывал и растирал между пальцами. Такие прохладные, такие ароматные, не то что те тюльпаны, которые вырастил его садовник на берегу пруда для уток. Тюльпаны обладают ярким цветом, но не характером. Они вырастают, цветут, а потом умирают. Другое дело розы! Даже зимой, подобно сжавшейся от холода пожилой даме, колючие, без листьев, они упрямо продолжают жить.

Старик остановился среди розовых кустов и глубоко вдохнул воздух, наслаждаясь запахом влажной земли. Через несколько недель розы зацветут. Как этот сад понравился бы его жене! Старик представил ее рядом с собой, как она смотрит на розы и улыбается. Она надела бы свою соломенную шляпу и домашнее платье с четырьмя карманами, а в руке держала бы ведро.

– Это моя униформа, – как-то сказала она. – А я – солдат, который сражается с улитками и жуками.

Старик вспомнил, как гремели садовые ножницы в ведре, когда его жена спускалась по лестнице их бывшего дома. Дома, который он оставил в прошлом.

«Нинке, моя дорогая Нинке, – подумал старик, – как же я по тебе скучаю».

– Сегодня холодно, – сказал кто-то на голландском.

Старик повернулся и увидел молодого человека со светлыми волосами, который шел к нему через розовые кусты.

– Кронен, – обрадовался старик, – ну наконец-то.

– Прошу прощения, менеер[2]. – Кронен снял солнцезащитные очки и посмотрел на небо. – Я пришел на день позже, но от меня ничего не зависело.

Как обычно, Кронен избегал смотреть старику в лицо. После той аварии на его лицо все старались не смотреть, и это очень раздражало старика. Уже пять лет никто не смотрел ему прямо в глаза, уже пять лет люди не могли взглянуть на его лицо без содрогания. Даже Кронен, которого старик считал чуть ли не сыном, обычно отводил глаза в сторону. Молодые люди поколения Кронена слишком носятся с соблюдением приличий.

– Значит, в Басре все было хорошо? – спросил старик.

– Да. Я уже поговорил с поставщиком.

Они прошли по тропинке от розовых кустов до пруда. Из-за холодного воздуха у старика разболелось горло и вырвался сиплый сухой кашель. Он поплотнее закутался в шарф.

– У меня для тебя новое задание, – сказал он. – Касательно одной женщины.

Кронен остановился, в его глазах появился интерес. На солнце его волосы казались почти белыми.

– Кто она?

– Ее имя Сара Фонтейн. Это жена Джеффри Фонтейна. Посмотрим, куда она тебя приведет.

– Я не понимаю, сэр, – нахмурился Кронен. – Мне сказали, Фонтейн мертв.

– Как бы то ни было, проследи за ней. Согласно американскому источнику, у нее скромная квартирка в Джорджтауне. Ей тридцать два года, работает микробиологом. Скорее всего, она никак не связана с разведкой, но точно сказать нельзя.

– Могу я связаться с нашим источником?

– Нет. Его положение слишком… деликатное.

Кронен кивнул, тут же отказавшись от своей идеи. Он достаточно долго работал со стариком и знал, как проворачиваются подобные дела. У каждого своя территория, свое место. Никогда не пытайся нарушить границы. Даже Кронен, хотя старик ему и доверял, знал не обо всем. Все знал только старик.