– Эгерский парень! Хорошо ответил!

Они проехали вдоль стены к северной части крепости. Там стояло два дворца, крытых дранкой, выкрашенной в зеленый цвет. Дворец поменьше – более пышный, в окна со свинцовыми переплетами там были вставлены круглые стеклышки. А большой дворец скорее походил на барский амбар; назывался он монастырем. Во времена Добо он принадлежал капитулу крепости, но помещались в нем гарнизонные офицеры. В этом дворце окна были затянуты бычьим пузырем. Позади маленького дворца, за зеленой оградой, раскинулся цветущий сад. В саду были скамьи и беседка, увитая виноградом. Над астрами кружилась запоздалая рыжая бабочка.

Взгляд Гергея остановился на астрах, и Добо тоже посмотрел на них.

– Жена моя, бедняжка, зря посадила цветы.

– А где она сейчас?

– Отправил ее к моим сестрам. А то женские слезы нашему брату не на пользу.

Они пересекли сад и вышли к самому углу западной стены крепости.

Стена и с этой стороны оказалась необыкновенно высокой. Под ней был выступ каменистого холма, обрывавшийся отвесной кручей до самого города.

– Погляди, – сказал Добо, – Земляная башня. Она построена для того, чтобы защитить этот угол от обстрела и охранять вон ту Казематную башню. – И он указал на башню, возвышавшуюся у самого края крепости, на хвосте «черепахи».

Оттуда тоже открывался великолепный вид на город и на тянувшуюся к северу узкую долину, обсаженную тополями. В конце долины виднелась вся утонувшая в зелени, красивая, большая деревня Фелнемет. За деревней долина расширялась и была ограждена со всех сторон лесистыми горами.

Но Гергей недолго любовался окрестностями. Его внимание привлекало то, что было позади крепости. Там поднимались высокие холмы; крепость была отделена от них только глубоким рвом.

– Вот откуда можно ждать нападения! – сказал Гергей, окинув взглядом холмы.

– Да, отсюда и с востока, – подтвердил Добо. – Но тут стена крепче всего, и мы поставили на нее четыре самые большие пушки.

Возле Казематной башни он соскочил с коня и бросил повод оруженосцу Криштофу:

– Отведи в конюшню.

Взошли на Казематную башню, где стояли, грозно разинув пасти, большая пушка, четыре мортиры и около двадцати пищалей.

Возле пушек белокурый кудрявый пушкарь-немец обучал крестьян:

– Когда я говору «бор», тогда дай мне бор! Когда я говору «дюсс» – давай дюсс![9]

Крестьяне серьезно слушали пушкаря.

Добо улыбнулся:

– Добрый день, Файрих! Если вы говорите «бор», то не получите пороха, потому что «бор» – не порох, а вино.

Он так же коверкал немецкий язык, как пушкарь – венгерский, поэтому они поняли друг друга.

Пушкарь начал снова:

– Когда я говору «пар», тогда не приноси бар, а дай пульвер, круцификс доннер-веттер[10]!

Наконец пришлось объяснить крестьянам, что когда мастер Файрих просит вина, надо открывать мешок с порохом; когда же он просит порох, его нужно угощать вином.

В крепости было пять немцев-пушкарей. Добо выписал их из Вены.

– Погляди, какая прекрасная пушка! – сказал Добо, погладив орудие. – Зовут ее Лягушка. Как наша Лягушка заквакает, сразу на турок дождь польет.

Бронзовая пушка была начищена до блеска. На окованном железом дубовом лафете она и в самом деле походила на сидящую лягушку.

Добо с Гергеем пошли дальше, к восточному углу, где возвышалась еще одна могучая башня. Это была левая задняя лапа «черепахи».

– Шандоровская башня, – пояснил Добо.

Гергей остановился в изумлении.

Начиная от башни вся восточная сторона крепости снаружи была обнесена высокой, толстой стеной, изогнутой в виде переломанного в двух местах серпа.

Выглядело это так:

Снаружи – ров, изнутри, у стены крепости, – ров глубиной в десять – двенадцать саженей. Только посередине внутреннего рва сделана была узкая насыпь, как видно для того, чтобы по ней переходили из крепости солдаты.