Внутри секции в воздухе витала какая-то желтоватая дымка. Что ещё более странно, внутри была настоящая теплица, хотя температура тут должна быть лишь чуть-чуть выше нуля. Кереньев, Лютцев и пара мичманов осматривали ящики с провиантом. Я зашёл как раз тогда, когда они открывали очередной. Стоило им сдвинуть крышку, как изнутри в воздух ударил поток жёлтого газа. Внутри всё было покрыто какой-то отвратительной фиолетовой плесенью.

– И так в каждом ящике, – немного невнятно из-за маски сказал боцман. – Эта зараза буквально везде: в воздушных фильтрах, морозильных установках, плитах, она даже запечатанные консервы поразила!

Я достал из кармана платок и аккуратно, так, чтобы не касаться рукой, вскрыл один из пайков. Обычный армейский паёк представлял собой замысловато устроенную коробочку, в которой по секциям были разложены все необходимые для жизнедеятельности элементы. Питательные кубики, которые можно есть как сырыми, что было крайне сомнительным удовольствием, так и приготовить. Одной такой коробки хватало человеку примерно на неделю, а при грамотном и бережливом приготовлении и больше.

Загадочная плесень сожрала всё до единой крошки, оставив после себя лишь зелёную жижицу. Я немедленно вызвал Фаррела. Тот отдыхал, поэтому ответа пришлось ждать невыносимо долгую минуту:

– Слушаю, капитан, – наконец раздался голос, всеми силами пытающийся показать, что он не сонный.

– Немедленно отправляйтесь на мостик и запечатайте первую и вторую секции трюма полностью: воздух, воду – вообще всё. Никого не впускать и не выпускать. Организуйте где-нибудь рядом пункт обеззараживания. Объявите по кораблю биологическую тревогу – пускай все нацепят дыхательные маски. И пришлите ко мне пару медицинских дронов.

– Так точно! – голос лейтенанта преобразился до неузнаваемости; что ни говори, Фаррел глупостью не страдал и быстро понял всю серьёзность ситуации.

– В первой секции то же самое? – спросил я у Кереньева.

– Мы ещё не добрались туда, – виновато ответил боцман. – Вход загорожен ящиками.

Я уже готовился разразиться такой тирадой ругательств, на что Кереньев как-то сразу съёжился. По уставу секции должны были быть свободными для доступа в любой момент. Это уменьшало площадь хранения и некоторые пренебрегали этим правилом, ведь продовольствие бралось из ближайшего склада – лень как всегда побеждала разум, даже не вступая в бой.

– Возможно, это нам на руку, – остановил меня Лютцев. – Может быть, эта гадость туда не проникла.

– Фаррел! – вызвал я по коммуникатору. – Проверьте с мостика первую секцию.

Некоторое время стояла тишина. Наконец раздалось:

– Дверь в какой-то гадости, температура выше нормы на десять градусов. Насколько могу судить, ящики с провиантом целы.

– Мы можем плотно запечатать отсек? – недовольно косясь на Кереньева, спросил я.

– Автоматика работает исправно.

– Запечатайте и разгерметизируйте. Если повезёт, эта дрянь погибнет, и мы хоть что-то спасём.

Послышался скрежет, с которым опускались дополнительные перегородки, а за ними шум выходящего воздуха. Через пару минут он превратился в тоненький свист.

– Фаррел, докладывайте.

– В первом отсеке вакуум, но с вашей стороны, похоже, есть протечки.

Этого следовало ожидать. «Небула» была весьма старым кораблём, каждую образовавшуюся дырку найти было нереально, а уж межсекционные переборки никто и не пытался никогда осматривать – тут нужен был долгий капитальный ремонт. Это судно такой не переживёт, его просто спишут.

– Насколько всё плохо?

– Кислород во второй секции закончится минут через тридцать, если я не включу его подачу.