– П-с-с-т-с-с-с, – ответила Поля, зыркнув на брата, как врага народа.

Пятьдесят восьмая статья без права переписки, на меньшее не согласна.[4]

– В Минводы? – Костас с интересом посмотрел на Полю.

– Ну да, – ответил за неё Лукьян. – По работе, с поставщиком договариваться. Ёлки там какие-то, черемша… Поль, скажи! – гаркнул он, сообразив, что «черемша» – что-то не то.

– Самшит, – выплюнула Поля.

– Правда, Поля, – как можно доброжелательней улыбнулся Костас, кот Леопольд на максималках, а не грек, после секса с которым случилась амнезия. – Зачем тебе триста с лишним километров в одну сторону махать, если я могу отвезти, привезти?

– Дел своих нет? – огрызнулась Поля.

Одним взглядом сказала, что ещё одно слово, и Костас Александрович Зервас на кладбище, лежит под ровным слоем бетона, который льётся из бетономешалки, за рулём которой Полюшка сидит, лапки довольно потирает.

– Не поверишь, есть, как раз в Минеральных Водах, иначе Лукьян на такси бы поехал.

– Тем более! – воскликнул Лукьян, всё-таки вынудив соседского охранника зайтись лаем, предупреждая всю округу о потенциальной опасности.

Пришли всякие, не к добру разговор ведут, что-то замышляют, потому нос по ветру, уши торчком, все во внимании!

– И правда, Поля, дело мальчики говорят, – засуетилась тётя Галя. – У тебя всё собрано, в машине лежит, ты быстро одевайся, а мы пока с отцом перенесём.

– Мы поможем, – кивнул Костас, толкая в бок Лукьяна. – Поторопись, а то опоздаем, – нагнулся он над замершей в немом удивлении Полей, словно её парализовало ненароком. – Останется твой брат здесь, а у меня печень не казённая.

– Ничего с твоей печенью не станет! – прошипела в ответ жертва парализации, глазами говоря, что цирроз несчастному органу не грозит.

Вырежут наживую, заставят сожрать под ритуальный танец индейцев племени майя в исполнении Поли. Не зря она танцами занималась.

Шипи не шипи, а Полю в машину Костаса усадили.

Родители спешно распрощались с сыном, наказывая привезти всё-таки жену на лето, позвонить, как прилетит, а огурцы малосольные, что мать лично сделала, сразу в холодильник.

И беречь себя на этом своём Таймыре, чтоб полуострову пусто было…

Вот же, забрал сына, нежданно-негаданно, не живётся тому в тепле и сытости. И ребёночка теперь в мороз эдакий рожает…

Лукьян довольно потирал руки, как он здорово придумал. Не рулить сестре средь полей. Утром в гостинице в порядок себя приведёт, все вопросы решит, ночью дома окажется.

Чем Лукьян не молодец? Всем удалой, для каждой пригожий!

Поля демонстративно обняла автомобильную подушку, растянулась на заднем сидении, заявила, что собирается спать, раньше аэропорта не тревожить.

Не тревожили, болтали с Лукьяном о том, о сём. В основном Лукьян рассказывал о местах чудесных северных, природе волшебной, прямо-таки сказочной.

Костас слушал вполуха. Жил он на севере, не в Норильске, но тоже радости мало. Мошка летом, ветра, сбивающие с ног, трескучие, невыносимые морозы зимой, а зима почти круглый год.

Неочевидное удовольствие, сильно неочевидное.

– Тея не собирается поближе к родне перебираться? – спросил Лукьян.

Тея – бывшая жена Костаса, родом из Подмосковья, из обеспеченной семьи. У её отца прибыльный автомобильный бизнес, у матери сеть косметологических салонов. Было бы логично переехать, родители рядом, отец детей ближе, климат лучше, но она не собиралась.

В общем-то, если бы Тея решила жить в Краснодаре, Костас с радостью бы помог, купил жильё, нашёл работу, не говоря про радость бабушки и деда Зервасов, для которых внуки – свет в окне.

– Понятно, – кивнул Лукьян. – Наверняка кто-то есть… вот и не едет. Она, помнится, на долгую зиму жаловалась.