Имри подошел к окнам и несколько секунд вглядывался в даль.

– На Вало что-то переменилось, Верн. Я чувствую… я чувствую все. Чрезмерно много.

Вернестра подошла и встала рядом:

– И поэтому ты попытался… не знаю… заглушить зависть Рита?

– Нет, я ничего не заглушал. Просто как бы попытался немного поднять ему настроение. Это как улыбнуться в Силе. – Имри повернул голову и посмотрел на Вернестру. – Слушай. Может, будет проще, если я тебе покажу?

Вернестра кивнула, и Имри положил тяжелую ладонь ей на плечо. Тревога и беспокойство начали испаряться, как будто эмоции были кубиком льда, а Имри – летним солнцем. Рит говорил, что Имри унял его досаду, но на самом деле все оказалось не так радикально. Имри словно делился с наставницей счастливыми мгновениями.

И Вернестре это нисколечко не нравилось. Что-то было неправильно, но она никак не могла сформулировать, что именно. Она всегда опасалась, что способности Имри заведут его на опасную дорожку, и теперь ее тревога только усилилась.

– Эй, – сказала она, отстранившись. Удивление на лице Имри быстро сменилось болью.

– Прости, – с тяжелым вздохом произнес он. – Все те несчастные на Вало, они так страдали, что мне захотелось им помочь. Поэтому я стал практиковаться в унятии боли – вдруг подобное повторится.

– И на ком же ты практиковался? – озабоченно спросила Вернестра.

– Только на себе самом и еще на нескольких падаванах. Я обнаружил, что могу устанавливать контакт со своими друзьями и поднимать им настроение, ну и стал это отрабатывать.

Вернестра кивнула:

– Желание помочь другим – дело хорошее, Имри, но это уже перебор. Джедай должен уметь чувствовать и понимать окружающих, но менять их эмоции – это совсем другое.

– Это навык темной стороны? – побледнел Имри.

Вернестра покачала головой:

– Нет, дело не в этом, ничего подобного. В старых историях говорится, что ситхи использовали эмоции как оружие, и в том числе поэтому Орден предостерегает против таких вещей, как привязанность. Ты пытаешься развеселить других, облегчить их страдания. Речь не столько о том, что это плохо, сколько о том, что ты слишком много на себя берешь. Каждому должно быть позволено переживать свои эмоции и справляться с ними так, как он сочтет нужным. Ты отнимаешь этот выбор.

– А, – сказал Имри. – Ясно.

У него сделался абсолютно несчастный и весьма обескураженный вид, и Вернестра вдруг осознала: для нее это настолько темный лес, что она и подумать не могла. Она не знала, как быть с растущими эмпатическими способностями Имри. Ее собственные таланты относились к областям фехтования и дипломатии. Вернестра могла считывать намерения, но не на таком уровне, как Имри. Она не сомневалась, что в этом отношении ученик уже ее превзошел.

Тогда как, спрашивается, она должна развивать в нем эту уникальную способность? На Вернестру нахлынули воспоминания из тех времен, когда она сама ходила в падаванах. Она довольно долго страдала из-за странного таланта: могла забыться в гиперпространстве, и ее сознание пускалось странствовать в этой пограничной области. Когда это впервые произошло, Вернестра здорово испугалась, ведь в детстве эта способность ни разу не проявлялась. Но мастер Стеллан, углядев в этом впечатляющий и абсолютно уникальный дар, призывал ее упражняться каждый раз, когда они путешествовали в гиперпространстве.

А потом в один прекрасный день способность исчезла, и Вернестра уже больше не могла ею воспользоваться. Вскоре она прошла испытания и была посвящена в рыцари, и проблема больше никогда не возникала. Мириаланка редко задумывалась о своем гиперпространственном даре, но дружелюбный эмоциональный тычок падавана почему-то пробудил воспоминания.