– Пацан совсем… – сожалеюще сказал есаул донцов, поднимая острое, похожее на утюг, матовое забрало на шлеме убитого и глядя в залитое кровью из носа и рта, полное злости и упорства, не растаявших даже после смерти, лицо. – Лет двенадцать всего… – он выпрямился и яростно сплюнул в сторону.

Около дома, где этот сумасшедший напал на патруль, нашли мёртвого крылатого кота – большого, чёрно-серебристого, со снятой лёгкой бронёй, пробитой в нескольких местах. Труп лежал рядом с сожжёнными выстрелом перемётными сумками – видимо, парень сжёг что-то, что не должно было достаться людям. Но всё равно было непонятно, почему сторк не попытался уйти пешком, унеся с собой донесения или что там было.

Непонятно – пока один из казаков не сунулся проверить дом, дверной проём которого буквально манил чернотой открытого входа.

Обратно он вылетел пулей, почти спотыкаясь о собственные ноги, сразу же метнувшись к есаулу.

– Там это… – в глаза казака был растерянный ужас, и есаул невольно насторожился, покосился в сторону дома и быстро спросил:

– Ну?! – готовый услышать что угодно. В мозгу, заточенном войной, мгновенной вереницей пронеслись самые ужасные и отвратительные варианты. Казак сглотнул, снова оглянулся и, нагнувшись к есаулу, выдохнул ему в самое лицо – как будто сообщал о конце света:

– Там это… баба, – и, прежде чем есаул успел осознать ответ и высказаться как следует – добавил: – Она это… – и с окончательным беспросветным ужасом закончил: – Рожает она.

Есаул онемел и тоже уставился на дом – так, словно тот вот-вот должен был взорваться и разнести полпланеты. Выдавил наконец:

– Она что… – и вспомнил старинные ругательства, – …ох… ла?!

– А я при чём?! – казак вытер лицо. – Захожу, а она это… уже… делать-то что, есаул?!

Конец ознакомительного фрагмента.