Я ничего не могу сказать об остальных членах всего этого сообщества, вернее о взрослой его части. Мне трудно судить об этих людях. Тем не менее, находясь здесь, я не чувствовал к себе никакой враждебности. Наоборот, они обращались со мной как с равным, и если бы не та таинственность, с которой я связывал своё появление здесь, то можно было бы предположить, что я нахожусь в гостях.

– За водой со мной сходишь? – услышал я голос Рустама. Задумавшись, я не сразу сообразил, что он обращается ко мне.

– Схожу. Это далеко?

– Нет, недалеко. Здесь рядом есть ручей.

– Я не к тому. Мне чем дальше, тем лучше. Засиделся я.

Рустам засмеялся:

– Я тоже долго не могу сидеть на одном месте.

Мы сходили с Рустамом за водой, потом он принялся чистить картошку. Я попросил у него нож, и мы с ним быстро начистили полведра, после чего он поставил на огонь большую кастрюлю для супа.

Ближе к вечеру приехал уже знакомый мне «бобик», за рулём которого был молодой горец из Итум-Кале. Его пассажиром оказался тот самый «небритый дядька», который ругался в Шатое с водителем. Они поздоровались с нами, «небритый» спросил что-то у Рустама на своём языке и оба скрылись в вагончике.

– Кто это? – спросил я Рустама.

– Который помоложе – это мой двоюродный брат Умалат, а тот второй, откуда-то приезжает, наверное, из Грозного. Я его не знаю, но вижу часто.

Чуть позже прибыли Султан и Магомед. К их лошадям были приторочены мешки, небольшие, но довольно увесистые. Их сразу же перегрузили в «бобик» и те, кто приехал на нём, сразу же укатили вниз.

Мне всё это показалось странным: и те мешки, которые они погрузили в машину и та поспешность, с которой они уехали.

– А чего это они не остались ужинать? – тихонько спросил я Рустама.

– Им надо дотемна спуститься в долину. Ты же видел, какая там дорога?

– А что это они увезли?

– Не знаю. Дядя говорил, что это соль для скота.

Султан с Магомедом умылись, поливая друг другу из ведра, и прошли в вагончик. Проходя мимо, Султан подмигнул мне:

– Не переживай, Саня, всё будет хорошо!

Потом похлопал меня по плечу и добавил:

– Тебя уже ждут. А сейчас пойдём ужинать.

– Где меня ждут? – спросил я его.

– Сейчас я тебе ничего не могу сказать. Скоро сам всё узнаешь.

После ужина Султан сказал, что мы уезжаем. Он о чём-то попросил Рустама, и тот подвёл ко мне своего коня, на котором ездил за овцами.

– Его зовут Маржан. Он смирный, – сказал он, – ты не бойся его.

– Почему Маржан? – спросил я Рустама.

– По-русски это будет Сапфир.

– А его как зовут? – я кивнул в сторону коня Султана.

– Мох. Мох – это Ветер. У Султана хороший конь. Ему за него четырёх коней давали, он не взял.

Я никогда не ездил на лошадях, более того, я даже не знал с какой стороны к ним подходить. Рустам помог мне взобраться на коня, и я, устроившись в седле, понял, что это не так уж и плохо.

Султан уложил мой саксофон в мешок и приторочил его к седлу своего Моха. После этого он легко вспрыгнул в седло, отчего его конь взвился свечкой и, протанцевав на задних ногах один круг, стал, покорно опустив голову. Обернувшись, Султан что-то крикнул Рустаму, тот привязал уздечку моего коня к хвосту Моха, затем подошёл ко мне и сказал:

– Держись крепче. И не бойся.

Подумав, он добавил:

– Я тебя обязательно найду, где бы ты ни оказался!

Наш «тандем» тронулся и уже издалека я снова услышал голос Рустама:

– Дала мукълахь кхин а гур ду вай!

Султан обернулся и перевёл его слова:

– Он сказал тебе: «Даст Бог, увидимся!».

Глава 13. Бессмертники

С первых дней моей практики я быстро освоился со своими обязанностями по работе, сдружился с ребятами из ансамбля, которые почему-то очень благоволи мне. Со Светланой мы тоже стали друзьями, хотя иногда и возникали у нас с ней мелкие ссоры, в основном из-за предлагаемого мной репертуара. Петь джаз она категорически не хотела, и я буквально силой навязывал ей «вечно зелёные хиты» Эллы Фитцджеральд и Билли Холидей. Все мои старания привить ей любовь к джазу оказались тщетными исключительно из-за отсутствия материала для прослушивания. Из всего того, что я предлагал ей, у меня в сравнительном достатке была только Элла Фитцджеральд. Как раз в это время фирма «Мелодия» выпустила пластинку с несколькими её песнями, в частности «Summertime» в дуэте с Луисом Армстронгом. Тогда джаз только начинал культивироваться в СССР и всю информацию мы черпали из радио, в частности из передач Уиллиса Коновера, которые прослушивались на коротких волнах шесть раз в неделю после полуночи. Мы записывали его передачи «Jazz Hour»