Упав со звоном, и разбрызгивая по сторонам воду, железная кружка покатилась по полу.
20
Виталин шёл, держа автомат в руках стволом вперёд. На всякий случай, как говорится.
Свет в карауле горел, это было видно издалека. «Что там у них могло случиться?» – гадал Виталин, но ничего толкового придумать не мог.
В карауле-то свет был, но зато в караульном дворике его не было так же, как и на периметре.
Виталин осторожно пересёк двор, стараясь постоянно держаться в тени, и подошел к окну комнаты начальника. Заглянув внутрь, он не увидел ничего интересного. Прислушался – тишина.
Виталин поёжился – по спине забегали противные мурашки. Он всем своим нутром чувствовал, что что-то не так. Но вот что именно?
Подойдя к двери, он снова прислушался. Кажется, кто-то разговаривал. Свои или нет? Ведь неспроста же была стрельба. О том, что и свои иногда могут оказаться чужими, он как-то не подумал.
Постояв с минуту в нерешительности, он всё же надумал зайти внутрь. Как говорится, будь, что будет.
Дверь открылась бесшумно. «Недавно смазывали петли», – вспомнил Виталин. Потом, так же осторожно, как открывал, он её и закрыл.
Тихий приглушенный разговор доносился из общей комнаты. Виталин узнал голоса Голубева, Конева и ещё, кажется, Снегова. Где же тогда остальные?
Со стороны кухни раздался звон, а вслед за ним глухой стук, как будто что-то тяжёлое и мягкое упало на пол.
– Латышев! – услышал Виталин окрик Голубева.
В ответ не донеслось ни звука.
Скрипнула скамейка, и послышались удаляющиеся в сторону кухни шаги.
– Чёрт! – донеслось оттуда через несколько секунд.
– Что там? – спросил Голубев.
– Хана, – донесся короткий ответ Конева.
Виталин не совсем понял, что значит «хана», однако решил, что уже пора выходить.
Едва переступив порог общей комнаты, он понял, что в карауле и правда что-то не так. Окидывая взглядом комнату, он почувствовал, как, словно наэлектризованные, начинают шевелиться и вставать дыбом волосы на затылке, а всё тело медленно, но верно покрывается гусиной кожей.
Кровь.
На полу, на стенах, даже на потолке – везде следы крови.
Взгляд его напоролся на Голубева. Тот смотрел на него изумлённо и недоверчиво. Глянув на Снегова, Виталин отметил, что тот смотрит на него так же.
Снегов и Голубев переглянулись.
– Ведь она же была закрыта, – сказал Снегов с растерянно-оправдывающимися интонациями, причем он обращался только к Голубеву, не обращая больше никакого внимания на Виталина. Того это немного задело.
– Что за ерунда тут у вас.. – начал было он, но по выражению лиц понял, что его не слушают.
Снегов встал со скамейки и, пройдя мимо него, толкнул входную дверь. Она не поддалась.
– Ну-ка, открой её, – это были первые слова, обращённые к совершенно обалдевшему и растерянному Виталину.
– Зачем? Что я вам…
Снегов резко перебил его:
– Открой. Не компостируй мозги.
Виталин обижено замолчал и подошёл к двери. Толкнул – не открывается. Удивлённо посмотрев на Снегова, он толкнул её ещё раз. Бесполезно. Он уже хотел двинуть её плечом, но Снегов жестом остановил его.
– Ладно, хорош. Это без толку. Пойдём, – и сам пошёл в общую. Виталин последовал за ним, удивлённо оглядываясь через плечо на дверь. Ведь он же только что открывал её!
– Всё понятно, – сказал Снегов Голубеву. – Сюда – заходи, кто хочешь, а отсюда – хрен на палке.
Голубев молча кивнул головой.
«У кого из нас поехала крыша – у меня или у них?» – подумал Виталин.
В этот момент в коридоре со стороны кухни показался Конев. Точнее, его согнутая спина. Он что-то волочил по полу. Взглянув, Виталин с ужасом понял, что этим «чем-то» был Латышев. Конев тащил его, схватив за подмышки, волоча по полу ноги. Голова Латышева безжизненно болталась. Остекленевшие глаза были выпучены.