Михаленко хотел было возразить, но передумал.

– Хорошо, – сказал он. – Если тебя не будет через пятнадцать минут – я собираю всех, и мы валим за тобой.

Виталин подумал немного и согласно кивнул.

– Иди к себе и жди. А там посмотрим, – сказал он.

Ребята спустились с вышки.

«Как в кино», – думал Михаленко, шагая в сторону своего поста. Однако всё происходило на самом деле.


19


Трупы сложили в спальном.

Теперь их осталось только четверо. Да еще четверо на постах. Итого – восемь. И мертвецов – восемь. По крайне мере, в количестве они сравнялись.

Латышев вытер испачканные в крови руки о штаны, оставляя на зелёной материи жирные багровые разводы. Да и чёрт с ними, со штанами – неизвестно ещё сколько осталось их носить.

«Вполне возможно, что я буду следующим», – как-то отстранённо и совершенно спокойно подумал Латышев. Нервная восприимчивость ко всему происходящему притупилась окончательно. Как будто так было всегда.

«Посты!» – снова вспомнил Латышев. Смену же так и не сделали. Только какая сейчас к черту может быть смена, когда творится такое, что никак не мог предусмотреть ни один дядя с большими звездами на погонах.

– Миша, – окликнул он Голубева, впервые за свою ещё недолгую службу обратившись к сержанту по имени.

Тот вопросительно кивнул головой.

– Там же ребята на постах стоят. Они ведь и не знают ещё ничего.

Голубев потер ладонью подбородок.

– Они наверняка слышали стрельбу, так что ещё намного, и они будут здесь.

– Вы мне лучше скажите: какого чёрта мы вообще тут сидим? – вклинился в разговор Конев. – Надо дергать отсюда.

– И побыстрее, – поддержал его Снегов. – Неизвестно, кто может стать следующим.

Сказав это, он встал и пошёл к двери.

– Ты что, прямо так и пойдешь? – поинтересовался Голубев.

– А что нам здесь нужно? – вопросом на вопрос ответил Снегов. – Если ты за имущчество, – он специально исковеркал слово, – переживаешь, то ничего с ним здесь не случится – это уж точно. Придут катера, пусть тогда начальство все и расхлёбывает. А нам что? Мы люди не особо большие.

«Неправда», – захотелось сказать Латышеву. Он вдруг почувствовал свою значимость.

В это время Снегов уже собирался открывать входную дверь.

– Подожди, – сказал ему Голубев. – Надо хоть шинели взять.

– Пусть вон Латышев возьмет, – ответил Снегов и толкнул рукой дверь.

Она не поддалась.

Чертыхнувшись, Снегов пнул её ногой. После третьего пинка он с размаха толкнул её плечом. Дверь стояла незыблемо, словно была каменной, а не деревянной.

И снова раздался умолкнувший было на время хохот.

– Заткнись, мать твою, – заорал в потолок Снегов, но то, что издавало эти издевательские звуки, его явно не хотело слушать.

– Попытались, – подытожил Снегов, как-то сразу успокоившись и перестав мучить дверь.

Латышев кинул на пол кучу шинелей, которые уже снял с вешалки, и уселся на них, обхватив голову руками.

– Влипли наглухо, – нервно усмехнулся Конев.

– Латышев, принеси-ка водички, – устало сказал Голубев.

– И желательно – побольше, – добавил Снегов. Он стоял, прислонившись спиной к неподатливой двери и нервно курил сигарету.

Латышев поднялся с кучи шинелей и пошел на кухню. Ему самому вдруг ужасно захотелось пить. Набрав литровую кружку воды, он решил сначала попить сам, а потом отнести остальным.

Вода была прохладной и показалась Латышеву необыкновенно вкусной. Он сделал большой глоток, и в этот момент что-то словно толкнуло его в спину. Он закашлялся, но вода, попавшая в дыхательные пути, выходить не хотела. На глазах у Латышева навернулись слезы. Он натужно давился кашлем, но всё без толку. Хватая руками воздух, он упал на колени.