Встинувшись на оставшееся место, рядом с блестящим под дождём «фордом» соседа с четвёртого этажа, я очень осторожно, бормоча тихие проклятия в адрес дождя, весны, климата и Небес, двинулась по доскам к подъезду.

Квартира встретила меня тишиной и промозглым холодом – порывом ветра на кухне распахнуло верхнюю форточку, выломав держащийся «на соплях» шпингалет, и за день на полу образовалась значительная лужа, которую я и обнаружила, когда искала источник мерзкого сквозняка.

Какое-то время поглазев на эту самую лужу и убедившись, что от созерцания она никуда не испарится, я, вздохнув, вернулась в коридор, где в небольшой кладовке хранились инструменты, оставшиеся от предыдущих жильцов. Найдя среди них отвёртку и вытащив из жестянки с мелочью шуруп, я вернулась на кухню и, забравшись на подоконник, прикрутила тот самый шпингалет на место, предварительно заузив отверстие обломанной спичкой. В лужу я бросила какую-то тряпку, поспешно назначенную половой, и решила, что домашних забот на сегодня достаточно.

Наскоро почистив зубы и умывшись, я переоделась в пижаму и отправилась спать, предварительно озаботившись тем, чтобы поставить будильник на час раньше. С одной стороны это несколько разочаровывало – спать мне оставалось пять с половиной часов, – а с другой всё же радовало, поскольку это однозначно позволяло поверить в то, что у меня снова есть работа…

***

Утро началось как обычно – с сурового противостояния минутной стрелки и моего взгляда.

В этот раз я успела подловить тот самый момент, когда будильник уже собирался мерзко задребезжать, и с глубочайшим моральным удовлетворением это пресекла, заранее хлопнув ладонью по кнопке звонка.

Будильник визгливо «вякнул», и мне в этом звуке почудилась даже угроза:

«Рано или поздно, – слышала я, – ты не успеешь. Замечтаешься, замешкаешься – обязательно! И вот тогда я тебе отомщу за это сполна…»

Хмыкнув этим фантазиям, я села в кровати, жмурясь и потягиваясь. Интересно, что бы сказал штатный «мозгокрут», если бы я поделилась с ним своими беседами с мебелью?

Впрочем, и на этот вопрос я тоже могла легко дать ответ: одиночество.

Рано или поздно оно подкашивает даже лучших из нас.

Пройдя на кухню, я, с недовольством покосившись на успевшую закиснуть за ночь, но никак не просохнуть тряпку, включила радиоприёмник. Настроенный на новостную волну, он исторг сначала хриплый шквал помех, но потом что-то в его «допотопных» мозгах щёлкнуло и встало на место, поскольку из больших динамиков полилась быстрая и деловая речь диктора. Вещал Ронни О’Брайен про очередное обострение обстановки на мировой политической арене, спровоцированное действиями коммунистов, но это мне было не интересно, и я, выкрутив громкость на максимум – в надежде, что мелькнёт криминальная сводка и не желая этого пропустить, – отправилась в ванную.

Контрастный душ – мера отнюдь не добровольная, а вынужденная, по причине на ладан дышащего трубопровода, – был завершён в рекордные сроки, поскольку интервалов с тёплой водой сегодня оказалось преступно мало, а простудиться я совершенно не хотела. Постукивая зубами от холода и завернувшись в махровое полотенце, я потянулась за зубной щёткой, как вдруг поняла, что что-то не так.

Вместо новостей, древний динамик радио исторгал какие-то жуткие, вероятнее всего – предсмертные, звуки статики.

На всякий случай я даже вернулась на кухню, не то надеясь на «эффект присутствия», не то желая увидеть последние минуты жизни этого чудо-агрегата.

Агрегат скрипел и фыркал, и у меня возникло впечатление, что ему не хватает только плеваться искрами для полноты картины. Я подумала, что вот тут-то и заканчивается история славного приёмника, но внезапно сквозь шипение и хруст прорвался голос: