Я же, вновь бросив мельком взгляд на сейф, внезапно задумалась: Сонг, во всей своей маниакальной одержимости работой и отстранённости от семьи, всё же, по словам жены, питал к ней любовь. Так может…

– Скажите, миссис Сонг, а когда у вас день рождения? – поинтересовалась я, подходя к сейфу.

– Что? – стушевалась она, явно не ожидав вопроса, но довольно быстро взяла себя в руки. – То есть… Пятое января.

– Год? – нетерпеливо уточнила я, вновь взявшись за лимб.

– Тысяча девятьсот восьмой, – чуть нервозно откликнулась Эбигейл, и я в который раз позавидовала тому, что в свои годы эта женщина выглядит настолько моложе.

Увы, мои чаяния не оправдались – в какой бы вариации я не выставляла дату рождения миссис Сонг, ригель замка так и остался заблокированным. Не помогли также даты рождения самого Сонга и его сыновей. Как и даты их смерти, которые я, вызвав очередной приступ хандры, уточнила у Эбигэйл. От отчаяния я даже проверила дату возвращения Сонга из Тибета – рождение новой жизни? – но и это не подошло.

Решив, что могу провозиться с догадками очень долго, а времени у меня – всё меньше и меньше, я оставила сейф в покое. Позже вернусь к нему, когда соберу чуть больше данных о «пациенте».

Увы, как и предсказывала Эбигейл – в спальне мистера Сонга также не нашлось ничего примечательного, кроме, разве что, старого блокнота в прикроватной тумбочке.

В блокноте же обнаружились стихи.

Я никогда не считала себя знатоком поэзии, но вынуждена была признать, что творения Сонга стоили внимания. Он не стеснялся экспериментировать с ритмом и размерностью, а выбранные им темы варьировались от глубоко философских вопросов бытия, до «банальных» любовных сонетов.

Последнее стихотворение датировалось октябрём сорок седьмого года, и было посвящено, как ни странно, стихии грозы.

Немного поразмыслив, я решила отдать этот блокнот миссис Сонг. Судя по несколько удивлённому выражению на лице, она его прежде не видела.

Комнаты самой Эбигейл я тщательно осмотрела, как и гостиную, но ничего предосудительного или подозрительного найти также не смогла. Очень чисто. Все шляпки – в своих коробках, косметика – убрана в ящички трюмо, в комоде все вещи сложены аккуратными стопками…

«Это же просто невозможно…» – с затаённым внутренним содроганием подумалось мне.

Видимо, из таких аккуратистов и получаются в итоге тихие маньяки. Эбигейл не возразила ни разу, даже когда я сунулась в отделение с нижним бельём, только вежливо и сдержанно комментировала мои «находки». В целом, всё её поведение словно говорило: «вот, смотрите, мне скрывать нечего!». Это могло бы выглядеть подозрительно, если б, чёрт возьми, она не была моим нанимателем.

– Что ж, миссис Сонг, – сказала я, задержавшись у выхода. – Благодарю за содействие.

– Не за что, детектив, – кивнула она. – Я готова помочь вам всем, чем смогу, и… Вы ведь скажете мне, когда узнаете что-то об Эндрю?

Мне понравилось это «когда» – вера клиента в меня всегда была крайне воодушевляющим моментом. Я сдержанно улыбнулась в ответ на её вопросительный взгляд:

– Разумеется. Обязательно буду держать вас в курсе расследования.

После чего, раскланявшись, вышла под нескончаемый сумеречный весенний дождь.

У Сонгов я провела по меньшей мере часа три, и теперь намеревалась посетить место, где Эндрю судя по всему, проводил всё своё время, и, очевидно, жил.

Его работу.

***

Контора «Сонг и сыновья» располагалась в Эджвуде, довольно тихой, но крайне презентабельной его части. Мне удалось добраться туда за какой-то час.

Неплохая всё-таки улочка. Тихая, чистая, не слишком протяжённая и без жилых домов. Все одно- и двухэтажные строения, что располагались здесь, судя по всему, были отданы или конторам типа Сонга, или под магазины, или под офисы других организаций. Множество вывесок, соперничающих друг с другом в стиле и вычурности, строгие окна со шторами-жалюзи перемежались роскошными стеклянными витринами, оформленными в соответствии с демонстрируемым товаром.