А романы, написанные за три месяца, пусть даже с помощью «рабов», разве это – литература? Это – рыночный хлам! Уж сколько он их перечитал – скучно, бездарно, пошло. Но ЭТИХ почему-то публикуют, а его – нет. Обидно и завидно.
И дело тут вовсе не в заработке. Он был согласен издаваться и без гонорара, лишь бы его читали. Но самому платить – это уже перебор. Как сказал в свое время Бернард Шоу, писатель, за собственные деньги издающий свои книги, – это корова, торгующая в молочном баре своим молоком.
Впрочем, тому же Бернарду шестьдесят раз отказывали в публикации его пьес. И Флобер сидел, никому не нужный, в своей Нормандии, жалуясь на огромные долги. А Мопассану вообще написали в служебной характеристике: «Он – хороший чиновник, но плохо пишет». Тем не менее, все они упорно шли к своей цели и, в конце концов, стали великими писателями.
«Так чем я хуже них? – спрашивал себя Егор, ежедневно усаживаясь перед монитором компьютера. – Ничего, цыплят по осени считают».
Но прошла осень, потом еще одна, а цыплята Чащина все томились в «инкубаторе» его письменного стола. «А, может, и впрямь издаться за свой счет? – шевельнулась в мозгу предательская мыслишка. – Сделал бы себе подарок к полувековому юбилею».
Егор Ильич внимательно изучил предложения издательств «Книга по требованию» и, взвесив свои финансовые возможности, остановился на микротираже – 30 экземпляров. Это не 30 тысяч, как бывалоче, но на безрыбье и жаба – лабардан.
В книгу вошли последний роман Чащина и два ранних рассказа – в качестве «добивки» к основному тексту. Обложка была шикарной: твердой, яркой, с портретом автора. Скупая слеза стекла по небритой щеке мужчины, когда он разглядывал алеющие на черном фоне буквы, составившие его имя – Егор Чащин.
«Так вот ты какое, писательское счастье? – шептал Творец, пытаясь унять бешеное сердцебиение. – Я и забыл уже это сладостное ощущение».
Выставив книги на стеллаже, Егор лег на тахту и смежил веки. Завтра утром он возьмет один экземпляр и будет с ним ездить в городском транспорте, отслеживая реакцию своих потенциальных читателей.
Спал Чащин очень тревожно. Снилось ему, что он раздает автографы, улыбается узнавшим его попутчикам, смущается от их просьб сделать с ним селфи.
Действительность оказалась более прозаичной. Пассажиры не крутили головами по сторонам, не ловили взгляды попутчиков, не приставали с разговорами. Все ехали, уткнувшись в свои айфоны и смартфоны. Никто не узнавал автора в мужчине, «читающем» книгу Егора Чащина. Фото, попавшее на обложку, было сделано десять лет назад, но он ведь почти не изменился…
В салоне автобуса было душно. На следующей остановке вошло много людей. Резко запахло потом, дешевым одеколоном и перегаром. У Егора Ильича закружилась голова. Он отложил книгу в сторону, стал шарить по карманам в поисках ингалятора. Воспользоваться аппаратом он не успел – потерял сознание. Пришел в себя уже на улице. Какие-то парни вывели его под руки на воздух, а книга поехала дальше.
Чащин вначале расстроился, потом здраво рассудил: «Пусть хоть таким путем кто-то ознакомится с моим творчеством. Глядишь, понравится, и читатель захочет сказать „спасибо“. Зря, что ли, в выходных данных я указал адрес своей электронной почты? Доброе слово и кошке приятно».
Вскоре Егор забыл об утерянном экземпляре, а тот, тем временем, продолжал путешествовать. Сначала он попал в руки девушки, направлявшейся в аэропорт. До Москвы ей было лететь четыре часа и найденное в автобусе чтиво оказалось очень кстати.
Барышня осилила лишь «добивочные» рассказы. Она была поклонницей женских сентиментальных романов. Жесткие, мужские, ее не привлекали. К тому же, книга оказалась довольно увесистой, и по прилету в столицу была безжалостно «забыта» в такси.